Повелители теней
Шрифт:
— Значит, ты возглавишь авангард? — уточнил Бернак.
— Да, — твердо ответил Ясгур. — Воины Огненного Копья будут счастливы…
— Авангард будет состоять из Двойных Ножей и Кровавых Кулаков. Твои воины поступают в мое личное распоряжение, но ты можешь оставить себе небольшую персональную гвардию помимо этого дурно воспитанного воина и бородача. — Бернак покосился на южанина, в глубине его сознания мелькало что-то, темное присутствие требовало его внимания, пробиваясь сквозь его собственные мысли…
«Семя, он семя. Семя несчастья и славы…»
Бернак застыл, захваченный чужой черной волей.
«Еще
Видение поднималось в серых и кроваво-красных тонах. Бернак начал различать голоса, снова и снова произносящие его имя, потом он услышал, как Обакс говорит, что аудиенция окончена. Все шепчущие голоса продолжали бормотать, словно самим себе, они то завывали ветром, то становились громкими и грубыми, похожими на удары по железу, от их грохота болела голова, потом они начали затихать и переходить в звериный вой, в котором можно было различить лишь отдельные слоги и обрывки фраз.
Когда хаос наконец кончился и его зрение восстановилось, Бернак обнаружил, что лежит на полу шатра, завернутый в толстое шерстяное одеяло. На столе неярко горела свеча, он узнал сидящего за столом Обакса. Слуга тоже заметил, что Бернак пришел в себя, и наклонился к нему:
— С вами все в порядке, Повелитель? Вы можете говорить? — Его физиономия выражала испуг. Отблеск свечи играл в его белых глазах, от темных теней и без того худое лицо касалось совсем тощим. — Вы понимаете меня?
Бернак приподнялся, опираясь на локоть, и нехорошо улыбнулся:
— Слишком даже, Обакс. — На него навалилась странная усталость, но он постарался ничем не выдать ее. — Тебе, наверное, было так одиноко без твоего божества, кстати, я остался самим собой.
Слуга казался потрясенным:
— Простите меня, господин. Я слышал голос Несущего, который говорил через вас…
— И что же ты слышал?
Обакс замялся:
— Он говорил на очень древнем языке, на храмовом языке, на котором когда-то давно говорили в холодных долинах Кеременкула. Я сумел понять только несколько слов. Мне показалось, что Несущий говорил с самим собой, он сам задавал себе вопросы и сам отвечал. — Слуга вздрогнул, но его лицо казалось в высшей степени воодушевленным.
Бернак перевернулся на правый бок, пристально глядя на пламя свечи. Значит, Обакс не слышал, что было сказано о спутнике Ясгура и о нем самом и его судьбе. «Отвергнешь меня — будешь проглочен…»
Ему вдруг страшно захотелось рассмеяться. Но он подавил это неуместное желание, прислушиваясь к голосу, звучавшему за его мыслями. Но тень в глубине сознания была неподвижна и пуста, совсем не похожа на эти, окружавшие его сейчас в шатре. При свете свечи знамена с могонской символикой отбрасывали самые причудливые тени. До половины отодвинутая занавеска при входе в шатер колыхалась в ночном воздухе, где-то снаружи трепетал на ветру флаг. Бернак глядел в чернильно-черную ночь, перед его мысленным взором вставал лагерь: тысячи палаток и шатров, дымящие костры, патрули, конюхи, пасущие готовых отправиться в поход лошадей. Он представил, как все это должно выглядеть сверху, потом его взгляд сместился на запад, с плато Аренджи к побережью Эбро'Хета, потом дальше, в море, потом в открытый океан, его черные воды отражали ночь и тянулись туда, куда только доставал глаз,
Он издал долгий печальный вздох.
— Я устал, — сообщил он Обаксу. — Помоги мне встать.
Схватив Слугу за руку, он поднялся. По его телу прошла нервная дрожь, едва не лишившая его равновесия, потом он отбросил руку Обакса и неуверенно зашагал к задней стене шатра, где и упал на кучу шкур, служивших ему постелью. Обакс принес подсвечник и установил его на полупустом ящике для оружия. Бернак не повернул головы, но ощутил, что Слуга смотрит на него. Потом он забормотал что-то похожее на благословение или, скорее, заклинание, затем шуршание одежды и шарканье шагов умолкли.
Свеча давала бледный золотистый свет. Он отражался на кончиках небрежно разбросанных копий и мечей и превращал бронзовый щит в сияющее пятно. Пока Бернак лежал там на боку, он видел часть своего лица, отражающуюся в щите: худой, борода давно не расчесывалась, взгляд тяжелый. Сон туманил его голову, но, прежде чем он успел погрузиться в блаженное забытье, что-то кольнуло его сознание, что-то знакомое — голос:
«Господин, мой господин, вы слышите меня?»
Он попытался открыть глаза, ему показалось, что в щите он видит неясное отражение, хрупкую фигуру со вскинутыми вверх руками.
«Мой господин, самому верному из твоих слуг необходим совет…»
— Нерек, — прошептал он, протягивая руку. Но рука оказалась сонным видением, ее тут же поглотил туман.
Джилли Кордейл сидел на стуле рядом с железной жаровней, до половины заполненной мерцающими углями. Он грелся, пока Ясгур, правитель Беш-Дарока и вождь клана Огненных Копий, метался по своему шатру как раненый зверь.
— Все, о чем они говорили, оказалось в конце концов правдой, — бормотал Ясгур. — Этот великий лорд — сосуд Повелителя Сумерек. То, как изменилось его лицо… — Он изумленно покачал головой. — Я слышал, что его называют Повелителем Теней, так же как и этого Истрегула. Не те люди, с кем стоит враждовать, а?
Джилли согласно кивнул, вспомнив, как уставился на него Бернак в тот миг, когда в воздухе начала возникать туманная завеса. Эта завеса была бледной и что-то шепчущей, потом она плотно облекла Бернака, как вторая кожа, затем к ней добавились оттенки янтарного и багрового. Черты лица Бернака заколебались, сквозь кожу лица проступила алая маска, чьи холодные глаза, как казалось, могут видеть даже то, чего и не видно. Рот кривился, выплевывая слова и жуткий хохот. Джилли не успел разобрать ничего, кроме разве пары слогов, когда жрец Обакс, впавший в панику, бесцеремонно вытолкал их из шатра.
Зрелище было страшноватое. Джилли подумал, что это во многом похоже на превращение Рааля, которое они с Сувьель наблюдали в горах. Потом ему на ум пришли те маги, которых они повстречали в сожженной деревне, и предсказание замученного певца Авалти, его пророчество: «железная безглазая лисица…»
Его передернуло. «Я уже немолод, — подумал он. — Я прожил тридцать один год, отвоевал свое, видел страшные и славные дела. Но за последнюю неделю я стал свидетелем такого количества пугающих магических деяний, что их хватило бы на целый город. Что может сделать обычный человек перед лицом такой мощи? Разве что отпускать шутки, пока его не захлестнет волной силы».