Повелители волков
Шрифт:
Степной шторм закончился, оставив после себя застывшие волны сугробов. Буйный разгул стихии сменился звенящей тишиной. Заснеженная равнина неподвижна и мертва. Не слышно ни единого звука, ни шороха, даже ветер, который всегда гуляет над скифской равниной, устал и прилег отдохнуть.
Неожиданно один из сугробов зашевелился и из снежной глубины поднялся человек, а за ним другой. Отряхнувшись, один из них издал горловой звук «Кх-р-р!» и рядом с ними выросли две лошади.
— А что, Лид, славно мы спрятались от бури, — сказал он, посмеиваясь, и принялся сворачивать в скатку квадратный
Это были Лид и Кимерий. Алким все-таки соблазнил их большим кушем, и они согласились стать проводниками персидского войска. Дело было очень рискованным, но землевладелец отсыпал им столько серебра, что два проходимца начали всерьез подумывать, а не дать ли задний ход и сбежать из Ольвии, чтобы никогда больше в нее не возвращаться. Но когда хитроумный Алким, хорошо разбирающийся в слабостях человеческой натуры, сказал, что их ждет такая большая награда от царя Дария, что они больше никогда не будут перебиваться мелочевкой, а станут уважаемыми людьми, богатыми купцами, Кимерий и Лид не выдержали искуса.
Лошадей им приобрел сам Алким; в этом деле он разбирался весьма неплохо. Землевладелец подпоил двух скифов-табунщиков, и они продали ему своих четвероногих друзей за горсть серебра, что было сущим мизером — Алким хорошо знал истинную стоимость обученной скифской лошади. Правда, потом пришлось уговаривать незадачливых выпивох, чтобы они приказали своим лошадкам принять новых хозяев, ведь обученная скифская лошадь не позволяла чужаку даже приблизиться к себе без команды хозяина, не то, что оседлать. Но два кувшина неразбавленного вина заставили скифов смириться с потерей, а Кимерий с Лидом получили настоящий клад.
Два конька были не столь быстры, сколько выносливы. Они без устали бежали по степи, ни разу не споткнувшись, каким-то чудом чувствуя под ногами скрытые снегом рытвины и кочки. Не будь у Кимерия и Лида скифских лошадей, на открытом пространстве разбушевавшейся стихии они не пережили бы. Повинуясь команде, лошади легли на землю, а люди — между ними. Согреваясь телами животных, они пересидели в сугробе, пока не закончилась буря.
— И как нам теперь искать дорогу? — спросил Лид. — Все ориентиры замело.
— По запаху, — ответил, скалясь, Кимерий.
— Ты, случаем, мозги не отморозил?
— Нет, мозги на месте. А вот ты совсем нюх потерял. Здесь неподалеку пещеры. Видишь вон то одинокое дерево без верхушки? Или ты все позабыл?
— Да понял я, вспомнил, — повеселел Лид. — Еще немного, и мы будем у наших друзей. За деревом овраг, а там уже совсем рядом пещеры.
— Вот я и говорю — нюхай…
Кимерий и Лид приторочили свое «убежище», — скатанную кошму — к потнику одного из коней, и поехали, ориентируясь на дерево, верхушку которого расщепила молния. Лошадям стало трудно передвигаться по степи, потому что снежный покров доходил им до брюха, и издали казалось, что они плыли. Поэтому о любом аллюре, кроме шага, можно было забыть.
Постепенно две конные фигуры удалились и вскоре превратились в две букашки, медленно ползущие по снежной равнине к одиноко стоящему дереву. Когда-то это был великан со стволом в три
Возможно, это дерево в конце концов пошло бы на дрова, очень ценные в степи, но в какой-то момент оно стало местом поклонения всех окрестных племен. Теперь он было не просто «дерево», а Дерево с большой буквы. Обычно скифы воздвигали своим божествам каменных истуканов, а тут сама природа преподнесла им в дар алтарь, где можно было совершать жертвоприношения. Они были скудными, наивными, — у корня дерева-великана проливалось несколько капель молока или вина, а к веткам привязывалась ленточка из материи — тем не менее скифы верили, что Дерево обладает чудодейственной силой (а иначе как оно могло вырасти таким большим).
Когда Кимерий и Лид почти растворились в белом мареве, в одном из неглубоких оврагов неподалеку от того места, где они пережидали бурю, повторилась картина, напоминавшая недавнюю: один из сугробов внезапно ожил и на свет ясный выбрался человек.
— Хватит ночевать! Наших подопечных уже и след простыл, — сказал он кому-то, и рядом с ним появился другой.
Вдвоем они быстро раскидали снег, и в овраге выросла юрта, — скорее просто палатка — откуда тут же показались две лошадиные головы. Их хозяева оказались куда предусмотрительней Кимерия и Лида; в юрте было и просторней, и теплей, чем под куском кошмы.
— Неплохо бы пожевать чего-нибудь, Радагос, а еще лучше сварить похлебку, чтобы хорошо согреться, — сказал первый. — Да, видно, не придется. Надо ехать, иначе можем потерять след.
— Хочешь согреться, иди пешком, — буркнул второй и начал снимать юрту. — Помоги, не стой столбом!
Это были Ивор и Одноухий. Они следили за Кимерием и Лидом. Радагос возвратился в Ольвию с наказом вождя племени Жавра вести двух негодяев на «поводке» до тех пор, пока не поступит другое распоряжение. Что там еще придумали вождь и старейшины, Радагос не смог выяснить, но Жавр был горазд на разные штуки, поэтому ни он, ни Ивор не сомневались, что Кимерию и Лиду готовится нечто особенное.
Собрались быстро. Лошади были накормлены — пока их хозяева пережидали бурю, они жевали ячмень, который был гораздо питательней овса, и для насыщения его нужно было меньше, — и следопыты отправились в путь немедля. Кимерий и Лид уже были не видны, даже востроглазый Ивор не мог различить их на фоне искрящейся белизны.
Тогда Радагос порылся в сумке, привязанной к поясу, и достал оттуда хитрое приспособление для дальновидения, придуманное одним греком, попавшим в плен к джанийцам. Оно называлось «волшебным глазом». Приспособление представляло собой несколько тонких, тщательно отполированных пластинок изумруда, заключенных в бронзовую оправу. Благодаря «волшебному глазу» далеко расположенный предмет приближался настолько, что его можно было рассмотреть во всех подробностях.