Повелительное наклонение истории

Матвейчев Олег Анатольевич

Уже давно подмечено, что великие люди есть не гении природы, они создаются великими событиями. В. Кожинов пишет:

«Настоящей загадкой для современников было резкое различие судьбы Пушкина и его брата Льва Сергеевича, родившегося шестью годами позднее. Всех поражала ранняя поэтическая одаренность Льва. Он начал сочинять детские стихи даже в более раннем возрасте, чем его брат. Он мгновенно запоминал наизусть стихотворения, даже целые поэмы, даже читал стихи своего старшего брата значительно лучше, чем он сам. Близкий друг Пушкина, прекрасный поэт и критик П. Вяземский вспоминал о Льве: «…в нем поэтическое чувство было сильно развито… вкус его в деле литературы был верен и строг. Он был остер и своеобразен в оборотах речи,

живой и стремительной». Лев вырос в совершенно тех же жизненных и семейных условиях, что и старший брат. Он пошел по той дороге, о которой в юности мечтал и его старший брат (но не избрал ее) — стал блестящим гвардейским офицером. Можно, наверное, найти бесчисленное множество крупных и мелких фактов, благодаря которым Лев не стал поэтом. Я бы назвал только один, но, по-моему, исключительно важный. Александру Пушкину было тринадцать лет, когда над Россией разразилась гроза Отечественной войны, и пятнадцать, когда русские войска вошли в Париж. Отсвет этой грозы и победы лег на его ранние стихи. Без этого грозного и величественного переживания, поразившего поэта в преддверии юности, он, может быть, не стал бы Пушкиным. А Лев в ту пору был еще семилетним ребенком, и его души не коснулось это могучее и высокое переживание. На каждый исторический период приходится, вероятно, более или менее равное число людей, способных стать большими поэтами. Но далеко не каждая эпоха является плодотворной почвой поэзии».

Хайдеггер жил в великую эпоху «между временами» (кстати, именно так назывался выходивший тогда теологический журнал). Такие перипетии судьбы, перемены участи и «американские горки» истории, которые пришлось пережить Германии в то время, нарочно придумать невозможно.

В конце XVIII — начале XIX века Германия прочно завоевала философское, научное, культурное лидерство в мире. Такого количества и концентрации «интеллигенции» и при этом высокого класса не знала ни одна страна в истории. Каждый сельский учитель говорил на нескольких современных языках, сносно знал латынь и греческий, сам играл на рояле и даже «сочинял», имел на полках и читал Гете, Канта и Шиллера.

Политическое и экономическое могущество явно не соответствовали культурному статусу, и оно не должно было заставлять себя ждать. Многое для этого могущества уже сделал Бисмарк, должен быть победный следующий этап.

Анализируя события той истории, удивляешься наивности тех, кто говорит, будто Первую мировую войну начал выстрел Гаврилы Принципа в Сараево… Единственная причина войны в том, что кайзер Вильгельм очень хотел ее и делал все, чтобы она началась. Великий физик Н. Бор писал в 1914 году:

«Нашим друзьям пришлось в первые августовские дни того года проезжать через Германию, и они сообщали о большой волне воодушевления, которая захлестнула не только весь немецкий народ, но даже посторонних наблюдателей, хотя вместе с тем и навела на них ужас… Разве не поразительно, что народ шел на войну в пылу настоящего энтузиазма, когда должно быть всем понятно, сколько ужасных жертв, своих и вражеских, потребует война?».

Другой великий физик, В. Гейзенберг, отвечает Бору:

«Мы осознали, что были до того окружены видимостью прекрасного благополучия, из-за кулис теперь выдвинулось на передний план жесткое ядро реальности, некий императив, от которого наша страна и все мы не могли уклониться, и на уровне которого теперь надо оказаться… все исполнилось решимости, пусть и в глубочайшей тревоге, но всем сердцем… В таком всеобщем порыве есть что-то кружащее голову, что-то совершенно жуткое и иррациональное, это правда. Всюду вокзалы были переполнены… возбужденными людьми. До последнего момента у вагонов толпились женщины и дети, люди плакали и пели… с совершенно чужим человеком можно говорить, словно знаешь его много лет… Мелкие повседневные заботы, прежде теснившие нас, исчезли. Личные отношения, ранее стоявшие в центре нашей жизни, отношения с родителями и друзьями стали маловажными в сравнении с одним

и самым непосредственным отношением ко всем людям, которых постигла одна и та же судьба. Дома, улицы, леса, — все стало выглядеть не так, как раньше, даже небо приобрело другой оттенок».

Н. Бор подытоживает:

«То, что ощущали эти молодые люди, шедшие на войну… составляет величайшее счастье, какое может пережить человек».

Мартину Хайдеггеру тогда было 25 лет. А потом была война и поражение Германии, а потом был Версальский договор, ставящий Германию в унизительное положение. А потом был рост национал-социализма и «народное возрождение», куда более кружащее голову, чем даже предвоенный энтузиазм. А потом триумфальное покорение всей Европы, месть всем бывшим обидчикам. Вот так, из воды в огонь, закалялась немецкая сталь. Закалялась, чтобы потом быть окончательно сломленной в борьбе с Россией, где в то же самое время, через те же войны, революции, индустриализации и коллективизации сталь закалялась куда крепче, куда лучшего качества!

Лекция о Ничто была прочитана Хайдеггером как раз между двумя мировыми войнами. Примерно в то же время читается большой курс «Основные понятия метафизики», посвященный вопросу «Почему есть Сущее, а не наоборот, Ничто?».

Почему есть Сущее, а не наоборот, Ничто? Это не просто один из тысяч возможных вопросов, которые там и сям задают люди. Это вопрос вопросов, просто потому что он первый вопрос, он впервые создает такую вещь как вопросительность, то есть дает слово удивлению. А удивление без явленности Ничто и без того, чтобы на весах стали колебаться Сущее и Ничто — невозможно.

Этим вопросом началась человеческая история, так как только благодаря этому вопросу человек получил доступ к сущему-как-таковому-в — целом! До этого вопроса человек, как и животные, имел доступ к тому или иному сущему в той или иной ситуации, но он всегда был укоренен в ней. Теперь все сущее целиком является на фоне Ничто, то есть на фоне чего-то, совершенно противоположного всему (!!!) Сущему, не тому или иному, а всему сразу. Ведь только тогда, когда ты вышел за границу чего-либо, ты видишь это что-то. Человек вышел в этом вопросе за грань Сущего и он его… увидел. Человек стоит одной ногой в Ничто, другой в Сущем и может различать их, говорить «да» и «нет».

Что означает это сущее-в-целом в этом вопросе всех вопросов? Охватывает ли человек свои вопросом «почему есть Сущее, а не Ничто?» самые отдаленные планеты, галактики, сверхновые звезды и черные дыры и все, что там еще могут открыть ученые? Да, охватывает. И все самые далекие объекты, которые еще откроют, пульсары и квазары и проч., человек уже охватил заранее в своем вопросе. Поэтому никакие астрономические открытия не способны повлиять на человека, который задал себе этот вопрос, так как этот вопрос шире, он уже опередил все открытия, которые теперь возможны только внутри горизонта, открытого этим вопросом.

Охватывает ли этот вопрос все мельчайшее: все эти молекулы, атомы, протоны, нейтроны и проч.? Да, охватывает. Он охватывает и нейтрино, и мезоны и базоны, и все, что еще там откроют с помощью коллайдеров. И эти открытия никак не повлияют на этот вопрос, потому что он уже заранее предвосхитил все.

Мы указали на самое маленькое сущее и на самое гигантское. Но это, как говорят, «внешний мир». А человек, который задает этот вопрос (или не задает его), он ведь тоже сущее. Да, значит и он, вместе со своим телом (и даже с астральными телами, если они сущее, а не ничто), сознанием, бессознательным, всеми видами души и «контурами сознания» (Т. Лири), чакрами и что там еще, тоже подпадает под этот вопрос, поскольку человек есть Сущее, а не Ничто. Поэтому и ответ на вопрос о человеке и его смысле жизни можно получить только после ответа на вопрос о смысле всего Сущего. И весь мир человека, психология общения, законы строения общества, смысл истории, вся экономика, политика, право и проч. — все это получает свой смысл только после ответа на вопрос о смысле сущего вообще.