Поверь и полюби
Шрифт:
Кенди встала как вкопанная, и все мысли вдруг вылетели у нее из головы.
– Так это ты играл? – выпалила она. Джастин спокойно обернулся. Он стоял в тени, и лица нельзя было разглядеть, но Кенди поняла, что он уже надел привычную маску.
– Да, – равнодушно произнес он.
Она сделала несколько шагов ему навстречу. Джастин наклонился, достал футляр и осторожно положил туда скрипку. Кенди завороженно наблюдала за отточенными движениями, вспоминая длинные, чувственные пальцы, которые касались ее кожи прошлой ночью.
Она кашлянула
– Я раньше не слышала, как ты играешь на скрипке.
– Я уже давно не играл.
Кенди воспользовалась этой темой, чтобы не касаться прошлой ночи.
– Ты всегда играл на скрипке?
Ужасно глупо – обычно такие вопросы школьницы задают при первом знакомстве с мальчиком. Чтобы достичь такого чистого звука, нужно было играть всю жизнь. Она расстроенно закусила губу.
Джастин наблюдал за ней, слегка прикрыв глаза, а потом холодно ответил:
– С трех лет. Мама считала, что нужно уметь на чем-нибудь играть ради страховки.
– Страховки? – эхом повторила Кенди. Он пожал плечами.
– Там, где родилась моя мать, не очень ценилось образование. Постоянной работы было мало. Мама считала, что игрой на скрипке всегда можно заработать на хлеб.
– А откуда твоя мать?
– Магда Штайниц, оперная певица. Ты разве не знала?
Кенди стало не по себе – вот еще одно свидетельство того, как мало она знала о Джастине.
– Нет, – ответила она. – Побывав у твоей тетушки, я решила, что ты сирота.
Джастин рассмеялся.
– Мама жива и здорова. Когда-нибудь ты с ней познакомишься.
– Ты не хотел, чтобы она была на свадьбе? – с усилием проговорила Кенди, стараясь, чтобы в голосе не слышалось обиды.
– Она не похожа на других матерей. – Он помолчал немного, потом продолжал: – Ее работа требует от нее жертв. У таких людей время расписано на годы вперед. Она развелась с отцом, когда я еще был маленьким. Задолго до того, как мы приехали в Англию. Я с ней почти не виделся. Мы, конечно, друзья, но… – тут он снова пожал плечами, – нельзя разыгрывать родственные отношения там, где их нет.
Это было сказано на удивление холодно. Кенди поежилась.
– А отец?
– Преподавал философию и был своего рода скитальцем. Работал в разных университетах в Европе и в Штатах, а потом умер. Наверное, слишком вымотался.
Красивое лицо помрачнело от воспоминаний, и боли в нем вдруг стало больше, чем холодности.
– Он пытался сохранить отношения с твоей мамой? – спросила Кенди.
У Джастина сжались губы.
– С Магдой? Возможно. Он так и не смог свыкнуться с тем, что она ушла от него. Все ждал, когда она вернется.
Кенди вдруг представила себе, как ребенок пытается убедить умного, но слишком увлеченного отца, что обожаемая им женщина не вернется.
Она тихо произнесла:
– Ты здесь ни при чем.
Джастин раздраженно взглянул на нее.
– Разумеется. Проблемы твоих родителей – не твои проблемы, и тем не менее ты постоянно опекаешь свою мать, разве
Кенди поморщилась – она сама часто об этом думала, но слышать это из уст Джастина было неприятно.
Она холодно возразила:
– Я ей нужна.
Это его не смутило.
– Очень может быть. А как же с тем, что нужно другим? И даже тебе самой?
У Кенди почему-то задрожали руки. Она торопливо спрятала их за спину, чтобы Джастин не увидел и не сделал неправильные выводы. После произошедшего накануне ночью он мог подумать, что дрожь у Кенди вызвала мягкая нотка в его голосе. Она посмотрела на Джастина, но лицо его, как обычно, ничего не выражало.
– Выпьем чего-нибудь? – спросила она с бодростью, даже ей показавшейся слишком искусственной. Кенди не стала бы сейчас винить Джастина, если бы он разозлился из-за этой фальши, но он не обратил внимания и спокойно произнес:
– Ты простишь меня, Кенди?
– Простить? За что?
– За мое необузданное желание, – точными словами пояснил Джастин.
– Ой.
Он застал Кенди врасплох, и она ощутила, как к лицу приливает краска. Сознание этого заставляло ее краснеть еще больше. Она прижала ладони к пылающим щекам. Ей казалось, что Джастин сейчас начнет над ней подшучивать, но он оставался серьезным.
Снова знакомое мучительное молчание. Кенди изо всех сил старалась успокоиться и сказать что-нибудь, ну хоть что-нибудь, что могло бы вернуть их к нормальной, человеческой беседе. Но в голове у нее все так перепуталось – она будто заново переживала, как увидела его вместе с Лизбет; как Джастин с убийственной точностью определил, что Дэйв поцеловал ее; как она была в объятиях Джастина и как сегодня утром она вдруг поняла, что любит его и хочет быть любимой им.
Она отвернулась, чтобы Джастин не видел ее пылающего лица.
– Я не могу… об этом говорить.
Он что-то сказал вполголоса, но Кенди не расслышала. А потом зазвонил телефон. Кенди вздрогнула от неожиданности и ринулась отвечать, но Джастин схватил ее за руки.
– Пусть себе звонит, – неожиданно для нее Джастин говорил очень настойчиво. – Кенди, ты должна понять, так не может продолжаться дальше… я… о черт, почему этот проклятый автоответчик молчит?
– Я забыла его включить, – сказала Кенди и отпрянула. – Извини, это я виновата. Я возьму трубку.
И она побежала в другой конец комнаты. Должно быть, ей просто показалось, что наряду с неистовством в его голосе была печаль. Кенди думала об этом, невпопад отвечая по телефону. Ей звонила мать. Она на что-то жаловалась, и Кенди вполуха слушала, ощущая за спиной безмолвное присутствие Джастина.
– Твой отец купил ей дом в деревне. Это конец, – сбивчиво говорила Джудит. – Я так больше не могу.
Все это было знакомо до мелочей, но Кенди вдруг ощутила, что не чувствует никакой ответственности. В это мгновение она ни о ком больше не могла думать – только прислушивалась к каждому движению Джастина и машинально отвечала.