Поверь своим глазам

Баркли Линвуд

Я задержал во рту глоток вина, позволив языку ощутить его букет, прежде чем ответил:

— Вероятно, потому, что я снизошел в тот момент до жалости к самому себе, хотя и ненадолго. Думал об отце, о брате. И мысли появлялись невеселые. Но послушай, я вовсе не хочу портить тебе настроение всей этой чепухой.

— Ты не портишь, — возразила она.

Какое-то время мы молчали, а потом Джули сказала:

— Я очень хорошо помню, каким ты был в школе. Постоянно что-то рисовал. Порой я наблюдала, как ты сидел прямо

на полу, прислонившись спиной к своему шкафчику, а вокруг бегали и резвились другие школьники, хлопали дверцами, вопили что-то, но ты был настолько погружен в свой рисунок, что, казалось, вообще не замечал никого. Мне всегда было любопытно, что происходит рядом со мной, но ты весь погружался куда-то в собственный мир и видел только страницу в альбоме для рисования.

— Да, — кивнул я. — Так оно и было.

— Вот почему я иногда думаю, что вы с Томасом похожи больше, чем осознаете сами. Он замкнут в своем мирке, но мне легко представить и тебя в Берлингтоне. Как ты сидишь в мастерской с карандашами или баллончиками с краской или, может, какой-то сложной компьютерной программой для художников и неожиданно даешь свободу образу, который долго держал в голове, в своем воображении.

Она отпила еще вина и заметила:

— Кажется, я уже чуточку перебрала.

Я тоже ощущал воздействие винных паров, но не настолько, чтобы мой ум прекратил свою лихорадочную работу.

— Меня не покидают мысли о том, как погиб отец. Зажигание было отключено, режущие элементы подняты…

Джули приложила палец к моим губам.

— Тсс. Тебе надо, как и Томасу, иногда говорить себе: остановись. Просто забудь на время обо всем.

Она поставила наши бокалы на журнальный столик и прижалась ко мне. Я обнял ее и поцеловал в губы. Поцелуй получился долгим. А потом Джули сказала:

— Мы с тобой больше не старшеклассники, чтобы ютиться на диване.

— Пойдем наверх.

— А не лучше ли отправиться ко мне? — Она имела в виду громкие щелчки «мыши», доносившиеся со второго этажа.

— Томас не покинет своей комнаты. После полуночи, если не позже, выберется в ванную, чтобы почистить зубы перед сном, а раньше мы его не увидим.

Мы тихо поднялись по лестнице. Я за руку провел Джули к самой дальней комнате, где в огромной двуспальной кровати проводил в одиночестве все ночи мой отец с тех пор, как умерла мама.

— Это комната твоего отца? — спросила Джули.

— Сейчас здесь сплю я. Или ты предпочтешь заднее сиденье машины, как в прошлый раз?

Она окинула меня лукавым взглядом.

— Нет, здесь удобнее.

Я едва успел закрыть за нами дверь, как Джули уже принялась расстегивать пуговицы на моей рубашке. Я запустил руки ей под свитер, ощущая ладонями тепло ее тела. Наши губы снова сомкнулись, пока мы медленно двигались в сторону постели, а потом Джули опрокинула меня на спину и уселась сверху, широко расставив бедра,

чтобы разобраться с пряжкой моего ремня.

— Я владею одним превосходным методом, который помогает избавиться от стресса, — сказала она, но сначала откинулась в сторону и избавила меня от джинсов и спортивных трусов, которые полетели на пол. Потом снова оседлала меня, скрестила руки и, вскинув их вверх, одним движением перебросила через голову свои свитер и блузку, обнажив кружевной фиолетовый бюстгальтер. Тряхнула головой, чтобы волосы улеглись на место.

— Фиолетовый? — изумился я. — Неужели это тот?…

— Не глупи! Тогда я была тощей и плоской как доска школьницей, которая весила сто десять фунтов.

— Уж и спросить нельзя.

Она резко потянула обе руки за спину тем жестом, когда кажется, что у женщины может вот-вот лопнуть кожа на локтях, расстегнула лифчик, и он полетел туда же, куда прежде упали мои джинсы.

— Иди ко мне, — сказал я.

Джули склонилась и сосками нежно скользнула по моей груди.

— Рэй!

— Боже, что это? — задыхаясь, спросила она.

— Черт, — прошептал я, стараясь унять сердце, стучавшее, как отбойный молоток.

Было слышно, как открылась дверь комнаты Томаса.

— Рэй! Быстро иди сюда! Где ты, Рэй?

Мне еще никогда не доводилось слышать, чтобы он звал меня так настойчиво. Я открыл рот, чтобы отозваться, но осекся. Мне вовсе не хотелось, чтобы брат зашел сюда и застал меня совершенно голым, а Джули обнаженной наполовину.

— Ну где же ты? — крикнул он.

Теперь до нас донесся звук открывшейся двери гостевой спальни.

— Рэй? Ты в комнате папы?

Джули напряженно смотрела на меня.

— Сделай же что-нибудь, — шепнула она.

— Томас! Я сейчас приду. Дай мне мину…

Дверь распахнулась настежь, и брат влетел внутрь. На Джули, натянувшую на себя простынку, он не обратил внимания. Прикрывшись сама, она лишила меня возможности скрыть собственную наготу.

— Рэй! — воскликнул Томас. — Она пропала!

— Ради всего святого, Томас! Разве ты не видишь…

— Но она пропала! Голова пропала!

— Что? — изумленно спросил я, спустив ноги с кровати и натягивая на себя трусы. — О чем ты?

— Тебе надо посмотреть самому! — Он выскочил из комнаты и протопал по коридору к себе.

Я последовал за ним в одних трусах. Джули поспешно надела свитер, забыв на время о бюстгальтере, и двинулась за мной.

В комнате Томаса я сразу обратил внимание, что на всех трех мониторах выведено одинаковое изображение окна на Очард-стрит. Это, несомненно, было то самое окно, но только теперь в нем ничего не было видно. Чернота. Никакой головы, обернутой в белый пакет.

— Что за ерунда? — поморщился я.

Томас стоял рядом, возбужденно тыча в дисплей пальцем.

— Куда она делась? Что произошло?