Поверженный демон Врубеля

Лесина Екатерина

Порой на таких дурочках, особенно ежели имелась у них квартира и хоть какой-то источник дохода, гении женились. И некоторые, порастратив пыл и звездную пыль, врастали в быт, находили место в обыкновенной жизни.

Этим даже завидовали.

Впрочем, речь не о них, а об Ольге.

Ей удалось устроиться в местную гимназию учителем рисования, поскольку на стипендию прожить точно было невозможно, а денег матушка присылать отказывалась.

У нее случались скоротечные романы, однако жениться, тем паче брать Ольгу на полное содержание, как ей того хотелось, любовники

не спешили. Это огорчало. И чем дальше, тем больше огорчало, поскольку близился выпускной курс, а с ним и необходимость как-то устраиваться в жизни. Из общежития, старого, полуразвалившегося, попросят, а квартиру, пусть и самую дешевую, Ольга за учительскую зарплату точно не потянет. Пожалуй, именно тогда она обратила внимание на Мишаню с его тихой безответной любовью. Роман закрутился, и к выпуску Ольга гордо именовала себя гражданской женой.

Мишка предлагал расписаться, но…

– Понимаешь, скучный он был, – Ольга курила смачно, всецело отдаваясь процессу. – А у меня характер такой, что буря нужна… эмоции… без эмоций я чахла. Мишаня же… с ним и поскандалить невозможно было! Ты ему слово, а он тебе – хорошо, милая, будет как скажешь.

Ольга вдруг всхлипнула.

– Жалко его… Мишаня никому ничего дурного не делал… это все картина…

– «Демон»?

– Он самый… я ему говорила, что не надо за такое браться… думаешь, я суеверная?

– Не знаю.

– Суеверная. Я ко всем бабкам ходила, чтобы сняли венец безбрачия… и чтобы на деньги заговор сделали… ни у кого не получалось! А тут одна, про которую сказали, что она вроде как настоящая, так она два дня меня отшептывала, и вот… – Ольга обвела рукой кухню. – Видишь? Ленечка появился…

– Расскажи про картину…

– Да там говорить нечего, – Ольга бросила окурок в умывальник. – Мы уже почти разошлись тогда…

…Признаться, Ольга сама себе удивлялась, что столько выдержала. Поначалу она сама опасалась разрыва, прекрасно понимая, что идти ей некуда, и потому разыгрывала хорошую хозяйку, у которой одно желание – посвятить себя быту.

Уборка.

Готовка. И милые застольные беседы… но вскоре и то, и другое, не говоря уже о третьем, встало поперек горла. Ольга никогда не умела быть милой.

Первый скандал закончился ее уходом к подруге.

Слезами.

Мишкиными просьбами о прощении… страстным примирением, которого хватило недели на две. Ольга порхала. Ее переполняли эмоции, которые она пыталась воплотить в зрительные образы, не особо, впрочем, надеясь, что сие позволит ей создать шедевр.

В шедевры Ольга не верила.

Затем случился второй скандал, третий… и постепенно вся жизнь стала чередой истерик, которые Мишка сносил с рабской почти покорностью, тем самым лишая Ольгу сил.

– Послушай, – сказал он как-то невзначай, когда она, утомившись кричать, упала на стул. – Может, тебе к врачу обратиться?

– Считаешь меня ненормальной?

– Считаю легковозбудимой, – поправил Мишка и улыбнулся этой своей виноватой улыбочкой, которую Ольга терпеть не могла. – Тебе нужна помощь.

Ольге

не помощь была нужна, а эмоции.

Или деньги.

Странным образом, деньги позволяли ей успокоиться. И даже не деньги, а удивительное чувство собственной значимости, которое они давали.

Деньги у Мишки водились. Их никогда не было много, но и нельзя сказать, чтобы Мишка в чем-то себе отказывал. Нет, хватало и на еду, и на одежду, правда, покупать ее приходилось на рынке, а не в бутиках, и это вновь казалось Ольге несправедливым. Наверное, она бы все-таки смирилась и, быть может, даже вышла бы замуж, завела ребенка или двоих, навсегда выкинув из головы честолюбивую мечту о богатстве, но… Мишка имел неосторожность рассказать о брате.

Нет, Ольга в общих чертах знала, что Мишка сирота, что матушка его преставилась давно, а отец – пару лет как, и обстоятельство это Ольгу нисколько не печалило, напротив, она была рада, что жизнь избавила ее от необходимости сосуществовать с Мишкиными родственниками. Знала она и о старшем брате, который некогда ушел из дому. Вот только не знала, что брат этот – богат.

В тот день Мишка напился.

С ним это случалось крайне редко, потому как спиртное Мишка полагал той же опасною дурной привычкой, что и сигареты. А тут… Ольга вернулась – она по-прежнему работала в гимназии и даже давала частные уроки – и увидела супруга, сидящим в коридоре.

– Привет, – сказал он и ручкой помахал. – Где гуляла?

– Работала, – огрызнулась Ольга.

Настроение было поганым.

Она и вправду рассчитывала погулять, и не в одиночестве – отец ученицы давно уже оказывал Ольге явные знаки внимания, и она всерьез рассматривала его кандидатуру на роль будущего супруга, но… он заявился с молоденькой, куда моложе Ольги, девицей, которую представил своею невестой. И девица эта, которая разом догадалась об Ольгиных мыслях и рухнувших надеждах, смеялась тонким визгливым голоском, а на Ольгу смотрела сверху вниз.

Девица всем видом своим показывала, что Ольге рассчитывать не на что.

Стара она для брачного рынка.

А тут еще Мишка пьяный… синица в руках, которая лучше всех журавлей разом, тем более когда журавли эти существуют только в Ольгином воображении.

– Р-работала… – повторила синица, пьяновато срыгнув. – А у меня тут го-о-ости были…

Гости?

Удивил. Гости к Мишке являлись регулярно, выпить, пожрать да поплакаться. Их всех, творческих неудачников, Ольга едва терпела, сама этому терпению удивляясь. От гостей оставались грязные следы на полу, грязные чашки в мойке и пустые консервные банки.

Но этот…

Ольга заглянула на кухню и остолбенела.

Полупустая бутылка коньяка… такой Ольга в местном супермаркете видела и удивлялась, не бутылке, конечно, но цене. А рядом с бутылкой – еще одна, марочного вина…

Мясная нарезка.

Сыры.

Но поразила Ольгу клубника. Март на дворе, а здесь клубника…

– Откуда? – тихо спросила она Мишу, который пришел на кухню. Клубнику Ольга не то чтобы любила, но… она вдруг поняла, что умрет, если не попробует эту красную, крупную ягоду.