Повешенный. Том II

Вязовский Алексей

— Ну, наконец-то… — выдыхает граф — а то уж я переживать начал.

Карета подъезжает к крыльцу, и я наконец вижу герб на ее дверцах: в верхней части разделенного надвое щита, изображен императорский орел, в нижней — грифон, стоящий на задних лапах.

— Сиятельный князь Лопухин Петр Васильевич — подсказывает дядюшка, заметив мой интерес — Председатель Государственного совета. Мой старинный друг еще со времен, когда он был московским

губернатором, а потом и ярославским.

Ну, ничего себе, друзья у Бекетова! Неужели и этот принимает участие в заговоре? Похоже на то… Лопухин тем временем выбирается из кареты и попадает в объятия Бекетова. Князь будет постарше дядюшки, но выглядит бодрячком, хоть и опирается на трость.

— Ну, что, Пашка, набегался? — тихо говорит он мне на ухо, явно намекая на какой-то давний их разговор со Стоцким — Сколько веревочке не виться, а все равно судьба тебя в родное гнездо привела, Константин Михайлович! Слышал, что ты промеж дел еще и жениться успел — взял жену кавалерийским наскоком? Молодец! А мой Пашка, балбес все по своей замужней графине сохнет. Чувствую, наследников я от него не дождусь.

Я улыбаюсь и пожимаю плечами, давая понять, что не помню, ни разговора, ни самого князя, ни его сына, с которым Стоцкий видимо приятельствовал. Нужно будет потом подробно расспросить дядюшку об этом семействе. А пока отвечаю на вопрос о Милене

— Такую женщину, Петр Васильевич, нельзя было оставлять без присмотра. Увели бы в два счета.

— Что, так хороша?! — подмигивает Лопухин.

— Сейчас сам увидишь! — смеется Бекетов — У племянника моего губа не дура.

— Тогда веди скорее. А то я уже сгораю от любопытства!

Мы заходим в дом, где веселье в полном разгаре. Все гости собрались в парадной гостиной и под аперитив беседуют с Романовым. Никаких важных разговоров при слугах естественно не ведется, в основном дворяне обмениваются последними новостями и сплетнями, обсуждают виды на урожай. Светлейшего князя встречают с большим воодушевлением, заметно, что он пользуется огромным уважением в Северном клане. И конечно, интересуются его мнением по разным животрепещущим вопросам.

Сейчас головная боль всех помещиков — падение цен на экспортные товары из-за кризиса, разразившегося в прошлом году в Англии, и введения англичанами заградительных пошлин на импорт зерна. Не лучше положение и с другими товарами. Вместо нашего льна в Европу массово привозят дешевый хлопок из Америки, вместо пеньки — индийский джут, а наш лес с успехом

заменяет канадский. С открытием в Англии угольных месторождений там начали развивать собственную металлургию и спрос на наш чугун тоже упал. Доходы российской казны неуклонно снижаются, финансы страны расстроены, дефицитный бюджет. Вот что значит надеяться только на продажу природных ресурсов и не развивать собственную промышленность. А у англичан своя беда — перепроизводство. Слишком бодро начали строить фабрики и мануфактуры, без учета внутреннего спроса.

Тетушка на правах хозяйки приглашает всех за стол, накрытый в обеденном зале. И все дальнейшие разговоры продолжаются уже за столом. Мы с Миленой скромно молчим и внимательно слушаем умных людей. Нам, конечно, есть, что рассказать им про нынешний экономический кризис, но боюсь, никто не поверит, что он только первый в длинной череде точно таких же. Да, и кто мы такие, чтобы поучать государственных мужей? Это только Романов понимает, какая ценная информация хранится в наших головах.

Если я правильно помню, то кризисы теперь будут случаться каждые двенадцать — пятнадцать лет. Не считая войн и разных других напастей. У нас есть всего тридцать лет до начала Крымской войны. Мы, конечно, приложим все усилия, чтобы ее не случилось, но это не повод расслабляться. России самое время заняться реформами, чтобы следующий кризис уже не ударил по ней так болезненно.

Романову не позавидуешь. В России-матушке странным образом уживаются абсолютно разные силы. В Петрополе правит бал элита, поклоняющаяся Европе, передо мной сидит древняя русская аристократия, чьи предки построили это государство. Вчера на болотах я был в капище язычников, у которых свой, патриархальный взгляд на вещи, а всего месяц назад мы прятались в северном монастыре у Нектария, где казалось, даже стены дышали святостью. А есть еще купцы, армия и самая бесправная часть общества — крепостные крестьяне. Как примирить эти соперничающие силы, и как найти равновесие, чтобы все были довольны?

В обеденный зал заходит слуга в ливрее, на лице его встревоженное выражение. Он склоняется над ухом Бекетова и что-то тихо докладывает. Все замолкают, вопросительно поглядывая на хозяина. Дядюшка встает, откладывает в сторону салфетку. Обводит всех тревожным взглядом

— Господа, сюда направляется отряд жандармов…

Конец 2 книги.