Повесть из собственной жизни. Дневник. Том 2
Шрифт:
Юрий остался доволен, сказал что-то вроде того, что я очень хорошо сделала, и «тетради хорошие», а читать и не подумал. А между тем их интересно прочесть, именно всю тетрадь. Не читал. А единственным результатом моего предприятия было то, что он купил такую же тетрадь и стал переписывать туда все свои стихи, приговаривая при этом, что занят «большим и серьезным делом».
По-прежнему живем как-то совсем врозь.
Одиночество, бедность и болезни. Вот тема для стихотворения.
У Унбегаун давно не была и не пойду: нужно выдержать характер.
Нас всех перезаразила Томи своими лишаями. Возили ее два раза в диспансер к ветеринару, а Игоря — в Красный Крест к Гуфнагелю [323] . У меня только на груди этих лишаев было больше 30-ти, да на руках, да на шее, и на спине, где не вижу. Теперь лучше — и Гуфнагельская
323
Игоря — в Красный Крест к Гуфнагелю — Речь идет о второй Русской амбулатории РОКК, открытой в 1934 г. по адресу: 6-bis, rue Auguste-Vitu. Среди специалистов был доктор Л.Гуфнагель. Заведующая О.В.Толли-Костедоа.
А к Томке очень привязалась. Она почти поправилась, только на ушах шерсть облезла. На той неделе опять потащу Томи к ветеринару, Игоря — к Гуфнагелю.
(Томи — смешной котенок 3-х месяцев. Наконец-то я опять достала кошку, и с такими осложнениями. Ее все боятся взять на руки, Андрей даже ходить к нам перестал из-за нее, а она такая ласковая, все время сидит у меня на плече.)
9 мая 1935. Четверг
Получив подобный пневматик [324] , я, ясное дело, пошла. Как и думала, был Евгений Замятин с женой. Очень веселый. Вообще я хохотала вчера так, как разве только в ранней молодости смеялась. Пришел Юрий, а он в таком обществе смущается. Пили много вина и, конечно, были несколько «под градусом». Вышли все вместе, и Унбегаун выскочили нас проводить. Замятины спустились в метро Edgar Quinet, а Б.Г. берет меня под руку, Юрий — Елену Ивановну, и, в конце концов, мы пошли в разные стороны: мы — на rue du Chateau, они — на rue Michelet. Чем это все кончилось, можно представить. Борис, конечно, «шляпа» и интеллигент в этом отношении, он был очень нерешителен и смешон, а я, как всегда, неподвижно-наблюдательна; долго топтались у двери, бродили до угла; и только, когда я уже вошла в коридор, прощаясь, Борис решился меня поцеловать. Я подставила щеку (Юрий потом страшно хохотал над моим рассказом). У Юрия и Ел<ены> Ив<ановны> дело обстояло весело. Они всю дорогу целовались взасос. Юрий даже повеселел.
324
Получив подобный пневматик — Речь идет о приглашении на очередной «четверг» к Унбегаунам.
— Ну и баба! Как целует!
Вообще, было очень весело.
Сегодня, отведя Игоря на Монпарнасе, пойду к Унбегаун посмотреть на них обоих после выпивки при дневном свете.
13 мая 1935. Понедельник
Вчера вечером был у меня Борис. Ему повезло: Юрий только что уехал отвозить Папе-Коле пальто на банкет РДО [325] и вернется около 11 часов. Я сама себя не понимала и не узнавала, взяла какой-то, совершенно несвойственный мне тон, несколько развязный и циничный, все время подзадоривала Бориса, «Ну, решительно, ну, проявите же настойчивость» и т. д. Дразнить было весело. Волновалась немного. Голова не кружилась. Даже забавляло свое полнейшее спокойствие. А м<ожет> б<ыть>, это подло? Конечно, немножко обидно, что я нравлюсь ему только как женщина. Игра ясна. Можно предвидеть все, что будет дальше. Вчера мне казалось, что я могла бы отдаться ему так же спокойно и равнодушно, из простого любопытства. Ну, а дальше что? Вся беда в том, что я его совсем не люблю. Даже больше: еще не так давно я никогда бы не могла поставить между нами знака равенства — ни в культурном, ни в общечеловеческом смысле, а теперь чувствую себя в некотором отношении выше его. Должно быть, и у него в отношении меня есть некоторая доля презрения. Поживем, увидим, чем все это кончится. Если еще недавно, в субботу, у меня было все время желание его увидеть, и я даже бегала в Институт [326] (и увидела закрытые ставни), то теперь у меня нет никакого желания этой встречи искать. Инициатива в его руках. Посмотрим. Если увижу, что Юрию все это неприятно, поставлю точку.
325
Папе-Коле […] на банкет РДО — Речь идет о банкете, сопровождавшем совместное заседание РДО и республиканско-демократической группы «Партии народной свободы», состоявшееся 14 мая. Говоря о деятельности Н.Н.Кнорринга в РДО, добавим, что 12 мая он председательствовал на годичном отчетно-выборном собрание РДО, а 17 июля делал в РДО доклад на тему: «Педагогика и политика».
326
Желание его (Б.Г.Унбегауна — И.Н.) увидеть […] Бегала в Институт — Речь идет о Славянском институте (Institut d’Etudes Slaves, 9, rue Michelet), в котором Б.Г.Унбегаун заведовал библиотекой.
23 мая 1935. Четверг
То ли в школе, то ли от Томки, но только Игорь заразился какой-то неприятной болезнью, что по-французски называется «La teigne» [327] ,
327
Лишай (фр.).
328
Школа (фр.).
Умерла Олимпиада Васильевна Блинова, ей около 90 лет. Была мне близка, потому что последнее время я часто сидела с ней, когда Ел<изавета> Ал<ександровна> уходила. Ко мне она привязалась. Пишет ее внучка.
26 мая 1935. Воскресенье
Юрий признался мне, что и у него уже, конечно, не может быть к Борису прежнего отношения. Так что мой роман кончился, в конце концов, очень грустно. Потерян человек, а м<ожет> б<ыть>, и вся единственно близкая мне семья. Если бы не Игорешкина болезнь, пошла бы к Елене Ивановне и про Игоря бы ей рассказала, поплакала бы, а то поговорили бы с ней по-хорошему. А уж обманывать-то ее у меня нет никакого желания. Интересно, рассказал ли ей все Борис? Если да, это бы меня с ним несколько примирило.
7 июня 1935. Пятница
Завтра будет неделя, как я отвела Игорешку в St.-Louis. А кажется — вечность. Дома я просто сидеть не могу. Конечно, каждый день езжу к нему. Грустный, тихий, немножко растерянный. До вчерашнего дня при мне не плакал, а теперь при прощании — слезы. В синем халатике, на голове — платочек. Детей в их группе больше 20-ти, одного приблизительно возраста. Дети славные. Со всеми разговаривают, видимо, дружны. А вообще, все они на меня производят впечатление затравленных зверьков. Не могу об этом писать — как вспомню это личико под белой тряпочкой, эти глазки, полные слез, и на мои слова: «если будешь плакать, я не буду приходить» — почти истерический крик: «Я не буду плакать!» — я сама начинаю плакать.
Если я сегодня пойду на Edgar Quinet, где меня будет ждать Борис, это будет первая в моей жизни подлость. Встретившись с ним в понедельник (именины Ел<ены> Ив<ановны>), я поняла, что роман мой вовсе не кончен, что меня к этому человеку тянет. После разговора с Юрием вести эту игру уже нельзя, начнется ложь, оправдания, которых у меня нет.
8 июня 1935. Суббота
Вчера Юрий повел меня в синема. Он что-то подозревал насчет «пятницы» и решил предупредить. Таким образом, «подлости» не произошло, но сегодня я звонила ему по телефону.
— Очень рад, что вы не могли прийти, а я думал, что вы не хотели.
— Нет, я не могла.
18 июня 1935. Вторник
Вчера с Юрием так хорошо ездили в Медон, так хорошо говорили. Казалось, ни одной тучи на горизонте не осталось, были близки, искренни и нежны. Опять нашли друг друга. А сегодня совсем случайно вспомнилось, что Юрий послал Борису письмо. Он сам понял, что сделал глупость, даже прощенья у меня просил. А я так расстроилась, что весь день реву. Он не подумал даже, что он сделал со мной. Уверяет, что письмо было вполне корректное, «как мужчина к мужчине», и что если Борис умно себя поведет, то и отношения могут не измениться и т. д. Но ведь Борис не поверит, что письмо написано без моего согласия, и увидит с моей стороны трусливое предательство. Ведь мне-то его упрекнуть не в чем, он мне никогда не лгал и никакими высокими словами не прикрывался, я даже думаю, что он и не мог бы солгать (хотя обманывал Юрия и, м<ожет> б<ыть>, Ел<ену> Ив<ановну>), следовательно, все Юрины упреки падают не на него, а на меня. И получится, что я очень ловко вела двойную игру, навирая и тому и другому, сама на все шла, все позволяла, назначала свидания, а потом струсила и спряталась с видом жертвы за спину мужа. Будто я сама не могла ему всего сказать. Теперь я не увижу Бориса уже никогда, да еще оставлю о себе такую нехорошую память.
26 июня 1935. Среда
С Юрием хорошо, глубоко и прочно примирились. В прошлый четверг я читала стихи из тетради, которую переписывала для него, весь этап нашей жизни — от наивной влюбленности до последней серьезной дружбы и любви. Было хорошо, как, может быть, никогда еще не было. Юрий дошел до какого-то восторга, даже плакал от радости. Торопится с работы домой, вечера проводим вместе, и нам хорошо вдвоем.
Начала работать в библиотеке Народного университета [329] , на полтора или два месяца. Работа мне нравится.
329
Начала работать в библиотеке Народного университета — В 1935 г. Русский народный университет и его библиотека находились по адресу: place du Palais Bourbon.