Повесть моей жизни. Воспоминания. 1880 - 1909
Шрифт:
Между тем очень рано сказалось различие интересов и вкусов.
Помню первую елку, на которой Володя присутствовал сознательно, когда ему был год восемь месяцев.
У нас был обычай делать на елке подарки и своим, и приглашенным детям. Володе был предназначен большой красивый волчок, а одному из гостей-мальчиков лошадка. Но когда стали распределять подарки, Володя, увидав лошадку, не захотел смотреть ни на что другое. Он так вцепился в нее, с таким отчаянием отбивался от попыток отнять ее у него, что пришлось подарить гостю одну из запасных игрушек, всегда остававшихся у нас на случай недовольства кого-нибудь из
Перед этой елкой произошел характерный для него эпизод.
Я купила елку, но она оказалась слишком высокой по нашим комнатам и не укрепленной в кресте. Я попросила позвать дворника с необходимыми инструментами.
Пришел младший дворник в красной кумачовой рубахе, с топором за поясом. Дети, конечно, толпились тут же, с интересом ожидая, что будет. В эту минуту в комнату вбежал Володя. Бог знает, какая ассоциация мелькнула у него в голове. Вероятно, какой-то образ из книжки с картинками. Во всяком случае, он с тревогой взглянул на незнакомую фигуру в красной рубахе с топором и, отбежав в угол комнаты, растопырил руки и настойчиво закричал сестрам:
— Дети, сюда, все ко мне сюда, — показывая им, чтобы они скорее бежали под его защиту.
Я пошла к Ангелу Ивановичу и позвала его посмотреть на эту картину.
— Видишь, какой защитник растет у сестер. Он не даст их в обиду.
Очень скоро и Володя стал проявлять инициативу и придумывать игры, в которые втягивал сестер, особенно младшую из них, беспрекословно подчинявшуюся ему. При этом он решительно отказывался от участия в их играх с куклами, хотя они настойчиво приглашали его играть роль отца в семейной жизни их кукол. Это его нисколько не интересовало. И так продолжалось во все время их детства.
Единственный человек, с которым мы были действительно близки в этот период нашей жизни, была Александра Аркадьевна Давыдова. Мы оба горячо ее любили.
Александра Аркадьевна была очень несчастлива в личной жизни. Ее старший сын в ранней молодости тяжело заболел и, хотя он пережил мать, но не столько жил, сколько умирал годами на ее глазах.
Старшая ее дочь, Лидия Карловна, с которой мать была ближе всего, была замужем за М. И. Туган-Барановским. И это супружество доставляло вначале матери большую радость. Это была на редкость любящая и совершенно неразлучная пара. Работали они тоже вместе. Лидия Карловна деятельно помогала мужу в его писаниях и самостоятельно сотрудничала в «Мире Божьем». Встретить где-нибудь одного из них было почти невозможно. Если вы видели Лидию Карловну, стоило вам оглянуться, чтобы в двух шагах заметить высокую, худощавую, немного сутуловатую фигуру Михаила Ивановича. Он был сильно близорук и постоянно пугался, теряя вдруг Лидию Карловну, стоящую в двух шагах от него.
Вечером, возвращаясь домой, они имели обыкновение заезжать в булочную Филиппова на Невском. Лидия Карловна оставалась в санках, а Михаил Иванович заходил в булочную. Но и тут не обходилось без недоразумений. Однажды народу около булочной было особенно много, и извозчиков тоже ждало немало. И вдруг Лидия Карловна услышала испуганный женский крик:
— Ай! Что вам надо? Куда вы лезете?
Лидия Карловна
— Лидуся, Лидуся, что ты?
Лидии Карловне пришлось громко позвать его:
— Мишенька, куда ты? Я здесь.
Только тогда он, очень смущенный, высвободил свою длинную ногу из-под полости чужих саней и под хохот публики пробрался к своему извозчику.
Но у этой нежной пары было одно большое горе. Оба они горячо мечтали о детях, и каждый год судьба посылала им надежду. Но ни разу Лидии Карловне не удалось произвести на свет живого ребенка. Никакие меры, никакие советы врачей не помогали.
Наконец, последний раз, на девятом году брака, последствием преждевременных родов явилось тяжелое заболевание. Сначала никто из врачей не мог поставить диагноз. Но потом оказалось, что это белокровие, болезнь, против которой медицина не знала в то время средства.
Отчаяние Михаила Ивановича не знало границ. Об Александре Аркадьевне и говорить нечего. Со смертью Лидии Карловны в ней что-то оборвалось, и мы все, окружавшие и любившие ее, сразу почувствовали, что она не сможет больше жить.
Казалось, ничто не может потрясти Александру Аркадьевну, но судьба готовила ей новый удар. Через 10 месяцев после смерти Лидии Карловны Михаил Иванович вторично женился, и корректуры его очерков, печатавшихся в «Мире Божьем», возвращались в редакцию, правленые незнакомой женской рукой.
Это окончательно сразило Александру Аркадьевну. Она не могла представить, что ее дочь будет так скоро забыта.
С тех пор это был уже не живой человек. Хотя она прожила после смерти Лидии Карловны еще год, но это была тень прежней женщины. Огонь, непрерывно горевший в ней, погас, и она не жила, а ждала смерти.
Единственное, что заботило ее, была судьба «Мира Божьего». Она всегда была уверена, что передаст его, умирая, Лидии Карловне, которая принимала в нем самое близкое участие. А теперь та ушла раньше ее.
У нее оставалась еще одна дочь, но она никогда не проявляла никакого интереса к журналу и вообще была далека от литературных интересов.
Александру Аркадьевну это очень огорчало. Она задумала завещать журнал Ангелу Ивановичу, с тем, чтобы он выплачивал определенный процент прибыли Марии Карловне. Но Ангел Иванович, которому она сказала об этом, категорически отказался, пообещав Александре Аркадьевне по-прежнему работать в журнале, пока его новая владелица пожелает этого. И то мне стоило больших трудов уговорить его не бросать сразу дела. Смерть Александры Аркадьевны была для него тягчайшим ударом, и он, по-прежнему был уверен, что без нее журнал не сможет существовать.
Но журнал к этому времени уже настолько крепко стоял на ногах, что он не только не захирел, но все продолжал расти, и подписка на него с каждым годом увеличивалась.
Наша семья потеряла в лице Александры Аркадьевны самого близкого и дорогого друга.
Правда, в том же 1901 году у нас завязалось новое знакомство, перешедшее впоследствии в тесную дружбу, продолжающуюся у меня и до сего дня, знакомство с Евгением Викторовичем Тарле, тоже сотрудником «Мира Божьего», переехавшим в это время из Киева в Петербург, куда его пригласили читать лекции в университете.