Повесть о доме Тайра (др. изд.)

Монах Юкинага

Одноногий калека, он скитался в полях, подбирая плоды деревьев, весной собирал съедобные корни болотных трав, осенью — опавшие колосья в полях и тем кое-как поддерживал жизнь, хруп-кую, как росинка. Дикие гуси, во множестве гнездившиеся на равнинах, привыкли к нему и перестали его бояться. «А ведь они каждый год улетают на мою родину!» — с тоской думал Су У; и вот, написав в письме обо всем, что было у него на сердце, он привязал это послание к крылу дикого гуся. «Береги же мое письмо и доставь его императору!» — сказал он и с этими словами отпустил птицу в небо.

Дикие гуси, надежные посланцы, каждую осень непременно Улетают с севера в столицу Ханьского государства. Как-то раз император Чжао-ди"2

гулял в дворцовом парке Шанлинь'Ч Легкие облака слегка туманили вечернее небо. Безотчетная грусть охватила душу императора. Вдруг в небе показалась цепочка диких гусей. Один из них внезапно спустился вниз, оторвал клювом привязанное к крылу письмо и уронил послание на землю. Придворный чиновник поднял бумагу и подал императору. Тот развернул письмо и прочел:

«Три первых года я скрывался в горах, в пещере, а ныне блуждаю по бескрайним и бесплодным равнинам. Я стал одноногим калекой. Но даже если тело мое истлеет в этих диких краях, дух мой будет вечно служить моему государю!»

С тех пор и повелось называть письма весточкой гуся или посланием гуся...

— Несчастный! — воскликнул император. — Узнаю прославленный почерк Су У! Значит, он все еще жив там, в стране варваров! — И на сей раз он выслал против варваров миллионное войско во главе с полководцем Ли Гуаном114. Наконец-то ханьское войско взяло верх, и варвары были разбиты. Услышав о победе своих, Су У, ковыляя, выполз из степи и назвался: «Я тот, кто некогда был Су У!» Девятнадцать долгих лет провел он в плену, потерял ногу, но теперь вернулся на родину в паланкине.

Когда шестнадцатилетний Су У выступал в поход против варваров, император пожаловал ему знамя. Удивительным образом Су У сумел спрятать это знамя и хранить при себе в течение всех этих долгих лет. Теперь он достал его и представил пред очи императора. Все — и государь, и вассалы — преисполнились глубокого восхищения. И так как заслуга Су У перед государством была поистине беспримерной, император пожаловал ему много поместий и сверх того должность правителя всех вновь покоренных земель.

А Ли Лин оставался в стране варваров, ему так и не суждено было вернуться на родину. Он очень тосковал и помышлял только о возвращении, но царь варваров не отпускал его. А ханьский император не знал об этом и думал, что Ли изменник.

СВИТОК ТРЕТИЙ

1. ПОМИЛОВАНИЕ

В первый день нового 2-го года Дзисё в Обители Веры, во дворце государя Го-Сиракавы, как обычно, был праздник — придворные приносили поздравления. На четвертый день поздравить отца прибыл сам император. Все шло раз и навсегда заведенным порядком. Но с тех пор, как минувшим летом погиб дайнагон Наритика и многие другие верные слуги Го-Сиракавы, гнев неотступно терзал его душу, управление страной стало в тягость. Мрачен был государь. В свой черед Правитель-инок с того самого дня, как Юкицуна донес ему о заговоре придворных, тоже с подозрением относился к государю Го-Сиракаве и хотя делал вид, будто ничего не случилось, в глубине души считал, что госу-Даря надо остерегаться, и все время горько усмехался.

На седьмые сутки первой луны в небе, на востоке, появилась комета, волоча за собой длинный хвост, похожий на знамя; в восемнадцатый день засветилась она особенно ярким блеском.

Меж тем дочь Правителя-инока, государыня Кэнрэймонъин, супруга императора Такакуры — в то время она имела ранг тюгу1 — захворала. И при дворе, и в народе — все печалились о ее недуге. Во всех буддийских храмах читали священные сутры во здравие государыни. Всем храмам, где чтили японских богов, из Ведомства культа разослали гохэй — священные талисманы. Врачи предлагали все лекарства, какие только существуют на свете, гадальщики,

владеющие тайной законов Инь-Ян, прилагали все старания, изощряясь в своем искусстве. Священнослужители провозглашали молитвы, общеизвестные и самые сокровенные. Вскоре, однако, разнеслась весть, что недуг этот болезнью считать нельзя — государыня ждет ребенка. Императору исполнилось восемнадцать лет, государыне — двадцать два, но до сих пор не было у них ни сына, ни дочери. «Если родится наследник-мальчик, вот будет счастье!» — заранее ликовали отпрыски дома Тайра, словно этот мальчик уже родился; прочие тоже твердили: «Тайра процветают все больше. Счастье и на сей раз им не изменит — несомненно, родится мальчик!»

Когда весть о том, что государыня в тягости, подтвердилась, спешно приказали священникам самых высоких рангов, известным силой своих молитв, служить молебны, взывать к звездам, ко всем буддам и бодхисатвам о рождении наследника-принца. В первый день шестой луны совершили обряд надевания пояса2. Во дворец прибыл настоятель храма Добра и Мира, Ниннадзи3, принц крови, преподобный Сюкаку; он читал сутру Фазана4, отводящую всякую беду и болезни. Прибыл также глава вероучения Тэндай, принц крови, преподобный Какукай, чтобы плод во чреве императрицы, — если паче чаяния понесла она девочку, — силою молитвы непременно превратился бы в младенца мужеска пола.

Но по мере того, как луна сменялась луною, здоровье государыни ухудшалось. Так страдала, наверное, на ложе болезни в Чжа-оянских чертогах5 госпожа Ли из Ханьского царства, та, о которой сказано: «...кинет взгляд, улыбнется, и сразу пленит обаянием родившихся чар»...6 Так грустила, верно, сама Ян-гуйфэй из Танс-кого царства, — груши свежая ветка в весеннем цвету7, что поникла от капель дождя... Но государыня Кэнрэймонъин казалась еще печальнее и слабее. Лотос, сломленный ветром, цветок шафрана, поникший от росы долу... В такое время злые страшные силы тьмы норовят вселиться в тело и в душу болящей8. Но священнослужители призывали светлого бога Фудо, силою чар усмиряли злых духов, и те, повинуясь молитвам, вещали устами отрока-ясновидца9, называя свои имена и звания.

То были духи живых и мертвых — дух покойного государя Са-нуки10, сосланного в смутные годы Хогэн в землю Сануки и похороненного у кручи Сираминэ; скорбный дух Левого министра Ёринаги11, погибшего в ту же смуту; дух убитого дайнагона Наритики; злобный дух монаха Сайко; живые духи изгнанников, томившихся на острове Демонов...

Тогда повелел Правитель-инок успокоить духов, живых и мертвых; и тотчас же покойному государю Сануки посмертно присвоили высокий титул императора Сутоку. Покойного Левого министра Ёринагу повысили в звании, посмертно пожаловав ранг Главного министра и звание вельможи первого ранга. Отвезти сей указ поручили младшему придворному летописцу Корэмо-то. Могила Ёринаги находилась в краю Ямато, в уезде Сооноками, на кладбище, неподалеку от селения Каваками, на равнине Хання-но. В годы Хогэн могилу раскопали и выбросили останки. С тех пор непогребенные кости так и валялись у дороги. Годы шли, и лишь густые травы шелестели над заброшенной могилой...12 Как же возликовал, должно быть, дух усопшего, когда прибыл императорский посланец и прочитал указ, дарующий ему новое звание!

Да, недаром страшатся люди гнева усопших! Оттого-то в старые времена провозгласили посмертно императором Сюдо ссыльного наследника-принца Савару13, а принцессе Игами14, умершей в заточении, посмертно вернули титул императрицы, и все это с единственной целью — умиротворить гнев усопших. Некогда государь Рэйдзэй помешался в рассудке, а государь Касан сам отрекся от трона, и все это натворил мстительный дух Мотокаты15, главы Ведомства земель и налогов. А дух покойного Кандзана, священника, служившего при дворе, лишил зрения императора Сандзё...