Повесть о доме Тайра (др. изд.)
Шрифт:
— Твоя правда, — отвечал ей князь Корэмори, — мне было пятнадцать, тебе тринадцать, когда мы впервые полюбили друг друга. С тех пор мы готовы были вместе пойти в огонь и в воду и поклялись не разлучаться до самой смерти! Но сейчас, в тяжкий час испытания, когда я ухожу на войну, немыслимо взять тебя и детей
с собою, подвергать вас лишениям, обречь на скитания, где повсюду подстерегает опасность, даже самая мысль об этом для меня нестерпима! Ведь на сей раз я даже крова для вас заранее не приготовил. Как только мы укрепимся где-нибудь в глуши, вдали от столицы, я тотчас же пришлю за вами! —
У ворот облачился он в панцирь, приказал подвести коня и уже готовился сесть в седло, когда дети — мальчик и девочка — выбежали из дома и приникли к отцу, ухватившись за края его панциря.
— Куда же ты едешь, батюшка? И мы с тобой! И мы тоже! — горевали и плакали дети. И князь Корэмори, ощутив с новой силой, сколь всесильны узы любви, коими человек привязан к земной юдоли, совсем пал духом.
В это время в ворота въехали на конях пятеро его младших братьев — старший военачальник Сукэмори, офицер Левой стражи второго ранга Киёфуса, офицер Левой стражи третьего ранга Аримори, Тадафуса, вельможа Танго, и Моромори, правитель Бит-тю. Осадив во дворе коней, они наперебой принялись укорять Корэмори:
— Императорский поезд отъехал уже далеко! Что ж ты медлишь?
Вскочил тогда на коня Корэмори и совсем уже собрался уехать, как вдруг повернул коня вспять, подъехал к краю помоста и рывком приподнял кончиком лука плетеную бамбуковую завесу.
— Взгляните сюда, витязи, — воскликнул он. — Так велико горе этих малюток, что против воли я задержался! — И, не договорив, он заплакал; братья, ожидавшие во дворе, тоже все прослезились.
У князя Корэмори были вассалы, братья Сайтоо, Го и Року. Старшему Го исполнилось девятнадцать, младшему Року — семнадцать. Ухватившись с обеих сторон за повод княжеского коня, они умоляли: «Возьмите нас с собой, мы пойдем за вами повсюду!»
— Когда ваш отец Санэмори уходил на войну на север, — отвечал им князь Корэмори, — вы тоже просили его взять вас с собой, но он сказал: «Я знаю, что делаю!» — и велел вам остаться, сам же в конце концов пал в сражении в северных землях... Опытный, мудрый воин, он заранее предвидел участь, ожидающую дом Тайра! Ныне я оставляю здесь сына моего Рокудая; нет никого, кроме вас, на кого бы я мог положиться, кто позаботился бы о нем! Поэтому оставайтесь вопреки всем доводам сердца, — тогда и я буду
спокоен! — И братья Сайтоо, не в силах возразить князю, сдержав слезы, остались.
— Никогда, никогда не могла я подумать, что вы столь жестоки! — воскликнула супруга князя и, упав ниц, зарыдала, в отчаянии катаясь по полу. Мальчик и девочка, все служанки выбежали из дома и, не стыдясь людей, кричали и плакали в голос. Навсегда остались звучать у князя в ушах эти рыдания; они слышались ему в плеске волн на Западном море, в свисте ветра над безбрежным морским простором!
Покидая столицу, Тайра разом предали огню, сожгли дотла весь посад Рокухары, Усадьбу у Пруда, усадьбу Комацу, дворец на Восьмой дороге и другие строения — больше двадцати усадьб и дворцов вельмож и придворных, дома всех вассалов, а в квартале Сиракава — больше сорока — пятидесяти тысяч жилищ простых людей. Все, сгорев, обратилось в пепел!
12. ИМПЕРАТОРСКИЙ ВЫЕЗД
Многие
Камни остались в золе
там, где Феникса высилась зала24.
Выбоины от колес —
там, где прежде карета стояла.
Сколько прекрасных принцесс,
царедворцев когда-то съезжалось
В этот чертог, где звучит
бури стон, пробуждающий жалость!
Веет печалью в садах
при покинутом женском покое.
Будто слезами, кропит
их вечернее небо росою.
Стены в убранстве зеркал
и на ширмах узоры нефрита
Стали добычей огня.
Драгоценная утварь разбита.
Даже сторожек лесных
не осталось в угодьях, где птица,
Рыба, непуганый зверь
на приволье любили резвиться.
Множество пышных палат,
где первейшие жили вельможи
Вплоть до министров, князей,
что к монарху пресветлому вхожи,
— Все, услаждавшее взор,
что века богатело и крепло,
Пламени обречено,
стало грудами угля и пепла.
Жерди, солома, камыш —
все бессчетные смердов жилища,
Верных вассалов дворы
были отданы пламени в пищу,
И трепетали сердца
перед страшным всевластием рока,
Что низлагает владык
и державы карает жестоко.
Так и в былые года
погибали великие страны:
Росные травы взросли
на руинах твердыни У-вана25.
Циньской империи мощь,
безнаказанным злом одержима,
Пала, и стольный Сяньян
запылал в черном облаке дыма26.