Повесть о двух кораблях
Шрифт:
Быстро пройдя в коридор, Калугин скинул полушубок и шапку, вернулся в кают-компанию, присел рядом с лейтенантом. Дружески улыбнулся Лужкову, сооружавшему второй бутерброд.
Лужков улыбнулся тоже, мальчишечьи ямочки возникли на покрытых нежным пушком щеках.
— А может быть, все же закусите со мной? Еще чаю, Гаврилов!
Он протянул пустой стакан вестовому, держа подстаканник в согнутой над столом руке.
— Не каждый день в кают-компании ветчина. Подарок новосибирцев Северному флоту. Очень советую. Обед еще не так скоро...
— Нет, спасибо, — сказал Калугин. — Лучше побеседуем... Тогда, на мостике, помните, рассказывали мне, как выплыли с того корабля...
Вестовой принес новый стакан чаю.
— У меня после вахты всегда дьявольский голод, — как бы извиняясь, сказал Лужков. Он будто не слышал слов Калугина. — Может быть, расскажете поподробнее о том бое? Калугин по привычке уже вертел в пальцах карандаш.
— О каком бое? — спросил Лужков. Его лицо сразу осунулось и постарело, приобрело недоброе выражение. — Тогда «юнкерсы» сплошными волнами шли, вываливались из-за сопок... Мы, пока стрелять могли, три бомбардировщика сбили... Не дешево и им обошелся тот бой...
Он замолчал. Снова прихлебывал чай, уже без прежнего удовольствия.
— Вы ведь с комендорами первого орудия беседовали? Командир орудия Старостин раньше служил на «Могучем». Старостин — старшина первой статьи. Тогда помог мне на берег выбраться. Мне уже ноги сводило... Поговорите с ним поподробнее...
— Мы говорили со Старостиным. Но я не знал, что он с того корабля...
В памяти встало жесткое, обветренное лицо с прямым, настойчивым взглядом, стойкая, неторопливая фигура. Этот старшина привлекал к себе каким-то спокойным достоинством в каждом движении, веской, неторопливой речью.
— Поговорите с ним о «Могучем». — Лужков быстро допивал чай. — Очень он на немцев зол, как, впрочем, все мы. Торпедисты мои даже во сне видят, как бьются на море с врагом. А вот наяву что-то не получается...
— Вот, может, скоро встретим фашистов, отведем душу...
— Может быть, и встретим! — оживляясь, согласился Лужков. — Эх, если встретим — хорошо бы отвести душу! Правда, наше дело только запеленговать их и вызвать подкрепление. Разве только в ночных условиях сможем сами завязать бой, выйти в торпедную атаку...
Ночная торпедная атака в океане! Калугин невольно ощупал пустой верхний карман кителя. Здесь обычно носил бумажник. Теперь, уходя в первый свой морской поход, оставил бумажник на берегу на сохранение Кисину, лучшему редакционному другу. Если случится что здесь, Кисин отошлет бумажник домой. Он первый раз шел в боевой океанский поход. Небрежно вертя карандаш, он улыбнулся Лужкову.
— Между прочим, вы слышали? Мистер Гарвей говорил, что немцы едва ли выйдут из Альтен-фиорда. А мы не очень-то беседуем с мистером Гарвеем! — на юношеском лице лейтенанта проступило отвращение. — Знаете, это такой жук — мистер Гарвей!
— Жук? — переспросил Калугин.
— Точно, жук! — Лужков глянул на дверь и понизил голос. — Знаете, когда в
Лужков широко улыбнулся, тотчас нахмурился, снова в его тоне Калугин уловил скрытую горечь.
— Только и мое мнение — пожалуй, проходим зря. Немцы боятся выскакивать в океан. Не первый раз ходим в дозоре.
— Но вот ведь встретили подводную лодку...
— А может быть, и лодки не было никакой, — по-прежнему зло сказал лейтенант. Он встал из-за стола; ему, видно, хотелось уйти, но неловко было оборвать разговор.
— Не было лодки? — удивился Калугин. — Но ведь «Смелый» бомбил ее.
— Бывает и бомбят, а лодки нет. Увидит сигнальщик плавник косатки или льдину, а то акустик прослушает косяк сельдей, ну и пойдет... Насчет лодок наш командир мастак. Сам с подплава. Была бы лодка — поводили бы ее...
— Разве капитан-лейтенант Ларионов — подводник?
— Точно, с подплава, — повторил Лужков, но как-то осекся, озабоченность промелькнула в его глазах. — Только вот что, товарищ капитан, вы с ним лучше не заговаривайте об этом.
— О чем? — приподнял брови Калугин.
— Да вот о том, что он подводник. — Лужков замялся, подбирая фразу. — Это, знаете, для него тяжелый разговор... — Он снова осекся, глянул на Калугина в упор, искорки смеха неожиданно блеснули в глубине черных глаз. — Да, кстати, о лодке. Мне, знаете, пора идти подводную лодку слушать. Так сказать, долг офицера. Извините.
Калугин улыбнулся. Он уже знал это выражение. Слушать подводную лодку — значит, попросту поспать. «Хорошо. Думаешь разыграть меня?» Он тоже сделал серьезные глаза.
— Хорошо, лейтенант, идите. Не смею отрывать вас от вашего долга. Я сам слушал подводную лодку всю ночь и теперь чувствую себя превосходно.
Ему показалось, что выражение веселого одобрения мелькнуло в черных глазах четко повернувшегося, скрывшегося в дверях лейтенанта. «Да, здесь, на флоте, любят розыгрыш, веселую шутку, но пусть знают, что я уже не из тех новичков, кого посылают пить чай на клотик [1] и фотографироваться в таранном отсеке».
Задумчиво он подошел к распластанной на переборке большой карте заполярного морского фронта: морского театра, как выражаются тут.
1
Клотик — вершина корабельной мачты.