Повесть о лесах
Шрифт:
– Отошла, - сказал лесник.
– А со мной бы - нипочем. Вот беда!
– Лаской ее можно вылечить, - заметил Коля.
– Оно, конечно, так. Да на ласку, милый человек, времени много нужно. А где его взять? Я целый день в лесу, а она тут одна. Вот и выдумывает бог знает что.
– Я за ней дня через три приеду, - сказала Анфиса.
– Возьму ее на время в лесничество. Может быть, там у нее все и пройдет... Поедешь со мной, Маша?
– Поеду, - едва слышно ответила девочка и еще крепче прижалась к Анфисе, к ее платью,
– Да...
– сказал лесник.
– Незнамо как и благодарить. Женское сердце - оно все одолеет. Это уж истинно!
Дождь прошел только к ночи. Туча ушла куда-то за леса. Низко, касаясь верхушек деревьев, взошла луна. Свет ее блестел в лужах.
Лесник запряг лошадь, навалил на телегу сухого сена.
Анфиса задремала в телеге от усталости. Изредка она открывала глаза и видела все то же: лес и лес и блеск лунного света на дуге. Она слышала обрывки разговоров Коли и Жени, снова начинала дремать, и ей казалось, что этому лесу не будет конца.
СТАРЫЕ СЕРЬГИ
Леонтьев сговорился в городке с веснушчатым шофером, что тот доставит на машине его вещи в лесничество, к Петру Максимовичу, а сам пошел пешком.
Леонтьев ожидал, что шофер удивится этому, но шофер отнесся к решению Леонтьева совершенно равнодушно. Это почему-то удивило и даже немного обидело Леонтьева. Так они и расстались, условившись завтра встретиться в лесничестве.
Освободившись от вещей, Леонтьев прошел через городок к реке. На наплавном мосту человек в гимнастерке с медалями за Сталинград и Берлин удил рыбу. Он покосился на Леонтьева и спросил:
– Огонька нету? Я свой коробок подмочил.
Леонтьев дал ему закурить и присел рядом на бревно. Когда позади проезжала телега, Леонтьева встряхивало.
В темной струящейся воде что-то поблескивало.
– Голавли, - сказал человек с медалями.
– Нету клева. Шут их разберет, какая им насадка нужна! Подойдут, понюхают и уйдут.
– Хорошо здесь у вас!
– Да, - согласился человек с медалями.
– Это точно, хорошо... Далеко идете?
– В лесничество.
– Ну и развернулись там наши ученые!
– с гордостью сказал человек с медалями.
– Леса сажают по всей округе. Да как! Через двадцать лет тут будет рай сущий. Это точно!
Он наклонился, схватил воткнутое между бревен удилище и резко подсек. Леска натянулась и быстро пошла к берегу.
– Шалишь!
– сказал человек с медалями и потащил из воды бьющуюся серебряную рыбу. Он ловко выбросил ее на настил моста. Рыба запрыгала, сверкая на солнце.
Женщина, ехавшая в телеге, остановила лошадь, сказала:
– Вот тебе, голубчик, и добыча. Хочешь меняться?
– На что?
– Сметанка у меня есть.
– Езжай!
– сказал человек.
– Привыкли меняться. Может, еще и кобылу выменяешь.
– Что ты!
– ответила женщина.
– Шутишь как несообразно. Кобыла колхозная.
Женщина задергала вожжами и проехала. Леонтьев попрощался с человеком с медалями и пошел дальше.
Кончался август. В лугах облепляла лицо паутина, но летали те же бабочки, что и весной: крапивницы и лимонницы.
Леса по горизонту терялись в сухом розовом тумане. В ощущении простора, раскинутого во все концы земли, было что-то и праздничное и грустное, как в коротком возвращении детства.
Леонтьев прошел мимо поемного озерца, заросшего по берегам шиповником, нарвал оранжевых ягод и попробовал. Их сухая сладковатая мякоть ему очень понравилась.
За лугом пошли новые лесные посадки. Леонтьев остановился и засвистел: тысячи молодых сосенок зеленели в бороздах, поросших кипреем.
Вскоре начался нетронутый лес. Леонтьев лег на землю около молодой сосны. Рядом с ним под черным осиновым листком прятался клейкий маслюк. К нему прилипла какая-то зеленая мушка и тонко жужжала, пытаясь освободиться. На травинку села лимонница, сложила молитвенно крылышки и уснула. От земли потягивало теплом. Леонтьев не заметил, как задремал.
Сквозь дремоту он думал о своей книге. Удалось ли ему передать в ней очарование этих просторов, весен, зим, полей, лесов? Кажется, удалось. Но, должно быть, нелегко будет читать эту книгу. Человек стал слишком тороплив, а такие книги надо читать медленно, стараясь увидеть внутренним взором все, что там написано.
...Он очнулся от ощущения, что на него кто-то смотрит.
На дороге стояла девочка лет десяти, русоволосая, немного растрепанная. Косицы ее были завязаны зелеными тесемками. В руках она держала кошелку с грибами.
– Тебя как звать?
– спросил Леонтьев.
– Феней?
– Нет. Я Настя. Я по грибы ходила. А вы зачем на солнце спите? Голову нажжете.
– Ты откуда?
– Из лесничества. А почему вы меня Феней назвали?
– Похожа ты на Феню. Потому и назвал.
– А откуда вы ее знаете, Феню?
– Знаю.
– Вот и неправда!
– засмеялась девочка.
– Она "сахар" сказать не может. Говорит "шахар". И вовсе на меня не похожа.
– Да ну!
– удивился Леонтьев.
– Значит, это не та Феня.
– Одна у нас Феня. У нее нос рыжий. От веснушек.
– Ну, пойдем, - сказал Леонтьев и поднялся.
– Мне тоже в лесничество. Далеко еще идти?
– Часа два, - ответила Настя.
– Я быстро хожу.
И она проворно двинулась по дороге, перебирая маленькими загорелыми ногами и немного наклонившись набок, чтобы легче было тащить тяжелую кошелку с грибами.
– У нас в лесничестве теперь новая девочка живет, - сказала Настя. Маша, лесникова дочка. Она с отцом жила на кордоне. А ему трудно. Она больная, Маша. Будто немного безумная. Тут приехала из Москвы одна молодая тетенька и забрала ее к себе в лесничество.