Повесть о Микки-Маусе, или записки Учителя
Шрифт:
Да, повторюсь, всё это мне было известно ещё и в той жизни. Да и в этой, которая, как я уже говорил, за исключением мелких деталей была, как две капли воды, похожа на прошлую, в принципе, в общем и целом, я думал о природе вещей примерно то же, что и тогда. Отличие было только одно: в новой жизни не было Микки-Мауса…
На 39-м году жизни, когда я всё вспомнил, я вспомнил, что на самом-то деле он обязательно должен быть! Абсолютно точно! Никак не может быть по-другому! Я точно помню! И теперь я был в этом уверен. Уверен в том, что я точно помню, что он должен быть; что то, что я помню, я
Его не было… Он точно должен был быть, но… его не было… И я, в силу вышеописанного строя своей бессмертной души, совершенно не понимал, что мне делать и надо ли с этим что-либо делать вообще.
Постепенно я вспомнил наш последний с ним вечер в потустороннем кафе. Постепенно я вспомнил, как сладко мне было в тёплом и влажном влагалище Ольги. Постепенно я вспомнил, как одновременно нежно и страстно оно, влагалище Ольги, стало сжимать мой член и… постепенно я совсем потерял покой…
Что же, что же произошло после того, как я весь целиком попал в плен к влагалищу собственной матери? Что не получилось у Микки-Мауса? Может Ольга просто ему не дала? Или может она не успела кончить в отпущенный срок?
В принципе, это весьма вероятно. Да, конечно, нельзя забывать, что ведь всё-таки Микки – мышь, и неизвестно, обладает ли Ольга настолько развращённым воображением, чтобы находить это аспект сексуальным.
Другое дело – я. Тут всё довольно просто. Она знает меня ещё с периода моего пубертата, когда я был так трогателен и забавен. Плюс к тому, вся эта катавасия с «Египетскими ночами» – едва ли в этом не было её тайного лукавого коварства. Да и вообще, можно ли озадачить подростка вопросом о цене за ночь с Прекрасной Царицей, которая ещё и существенно старше, то есть сексуальней, и ни разу, хоть мимоходом, не представить себя на Её месте, а меня на месте юноши, согласившегося принять смерть только ради того, чтобы среди прочего напихать ей, царственной особе, в её сладкий рот!..
Нет, вряд ли, думал я. Да, кстати, и муж её несколько младше неё. Да, думал я, скорее всего Микки-Маус не возбудил её настолько, чтоб она разрядилась за такой малый срок. А значит, он попросту не успел вернуться в наш мир, и Быдло убило его по-новой, и теперь он на каком-то ещё более том свете, чем тот.
Короче говоря, время шло, а я только понапрасну ломал себе голову, так ничего и не зная наверняка и нисколько не приближаясь к разгадке. Короче говоря, в конце концов я понял, что мне ничего больше не остаётся, как разыскать Ольгу. Конечно, если я хочу вернуть Микки-Мауса или… или хотя бы узнать, что с ним произошло.
Ещё в предыдущей жизни, как только я овладел интернетом, я пытался её найти. То есть ещё до того, как в одной из жизней мы стали любовниками. Там, в одной из жизней, где мы в конце концов стали любовниками, я так и не нашёл её через сеть. Мы просто в какой-то момент случайно встретились в метро: просто как бывший ученик и бывшая учитель.
То был довольно удачный день. В том смысле, что я неплохо выглядел, что для такого затюканного всякой бытовой быдляцкой хуйнёй человека как я, увы, редкость. Однако такие дни, когда я сам себе нравлюсь и вообще ощущаю себя, как говорится, в ударе, хоть редко,
Ольга узнала меня не сразу. Возможно, она не узнала бы меня вовсе, но я, не желая испытывать её терпение, сразу представился. Наши лица озарились радостью постепенного узнавания прежних, почти забытых черт. Мы уже начали о чём-то говорить, но делали это несколько машинально, в то время, как продолжали изучать всё-таки несколько изменившиеся за семнадцать лет, что мы не встречались, лица друг друга.
Просто если б мы делали это молча, мы бы оба испытывали неловкость. Словом, в той жизни всё получилось более-менее просто и как бы само собой.
Мы обменялись номерами мобильников, а дальше, сами понимаете, дело мастера боится: я знаю, как разжигать желание в женщинах, которые меня старше, при помощи sms-переписки. Где-то через месяц Ольга, разумеется, сам от себя такого не ожидая, отдалась мне в студии звукозаписи, где я тогда работал.
Но… всё же это была другая жизнь, чем теперь. И ныне я далеко не всё о ней помню. Я, например, не могу вспомнить, был ли в той жизни Микки-Маус; был ли он в ней хотя бы в виде проблемы, как в этой, в которой его хоть и нет, но я только о нём-то и думаю.
И я, например, не помню, как я попал в ту жизнь, где мы с Ольгой в конце концов стали любовниками. Несомненно, моя мать и в той жизни была моей матерью, и её тоже звали Ольгой, то есть так же, как мою Клеопатру, но вот чтоб помнить, что перед тем, как начались мои роды, я имел секс с Ольгой на бильярдном столе в потустороннем кафе, как, например, я отчётливо помню это про жизнь настоящую – нет, в той жизни я ничего такого не помнил. Ни о том, как родился, ни о том, был ли там вообще Микки-Маус. Но… зато в той жизни мы с Ольгой всё-таки стали любовниками, а в нынешней я никак не могу её отыскать! И даже не уверен, что я хочу, чтобы мы стали любовниками и здесь.
То есть, Ольга прекрасна – спору нет, и я бы с огромным удовольствием по разу переспал бы вообще со всеми Клеопатрами Мира, но… в этой-то жизни мне в первую очередь необходимо найти Ольгу затем, чтобы спросить её, что же произошло с Микки-Маусом. А секс… Ну-у, в общем, конечно секс, да ещё и с Ольгой – это прекрасно (как и сама Ольга! J), хотя… хотя, конечно, в этой жизни, в отличие от предыдущих, я слишком хорошо помнил, чем он может закончиться…
Словом, в этой жизни секс с Ольгой не был самоцелью. Как говорится, желательно, но… необязательно. Другое дело – вопрос о Микки-Маусе.
И я начал искать Ольгу. Я понимал, что сейчас у меня больше шансов, чем 12 лет назад, когда я сам только открыл для себя интернет. Ведь за эти годы его открыли для себя даже наши родители, а Ольга старше меня всего на десяток лет!
В той жизни, где мы стали любовниками, мне, помнится, так и не удалось найти её в сети, но зато всё получилось как бы само собой и без виртуального мира. В этот же раз она нужна была мне в первую очередь именно в письменной форме, потому что мне нужна была её самая что ни на есть живая душа, её я истинное, которое всегда ускользает при так называемом живом общении.