Повесть о Монахе и Безбожнике
Шрифт:
— Это не для тебя, — успокоил его монах.
— А зачем тебе это… Ну, чтоб я ушел отсюда как паломник?
— Потому что из монастыря должны уйти монах и паломник. А ты пока на него не похож…
Их темноты появился брат Така. В одной руке он держал сапоги, а на другой висел плащ. Не новый, но чистый и свежий.
— Это мой, — объяснил Атари.
— Высокая честь для меня, — съязвил Шумон.
— Ничего, отработаешь, — отозвался монах и повернулся к Младшему Брату. — Шляпу…
— В лесу? — с сомнением отозвался монах.
— Именно. Чтоб никто не подумал, что вы идете в лес…
Брат Така кивнул
— У меня есть несколько слов только для твоих ушей, — негромко сказал Атари. Он снял с шеи и ожерелье с двумя фигурками и одел на шею Шумону.
— Мне это не поможет, — серьезно сказал безбожник, узнав оберег. — Отдай лучше своему монаху…
— Поможет. Не так, как ты думаешь, но поможет.
В темноте что-то заскрипело и с шелестом посыпалось на пол. Атари оглянулся и придвинулся ближе к безбожнику.
— Я вот о чем… Я не знаю, что вы там найдете, но вполне может случиться, что брату Таке все станет ясно, раньше чем тебе…
Шумон оглянулся. Монах за стеной что-то перекладывал с места на место.
— По-моему он и сейчас уже все знает…
— Да. Он проще, и суждения у него несложные. Потому-то я и говорю с тобой без него. Возможно, что получится так, что он захочет вернуться в Гэйль раньше, чем ты выяснишь там все для себя. Если ты посчитаешь, что нужно остаться….
Шумон усмехнулся.
— Для того, что выяснить все окончательно, — невозмутимо продолжил монах. — Тогда покажи ему это ожерелье и скажи, что твое желание — это мое желание. Он поймет.
Экс-библиотекарь пожал плечами и всем видом своим показывая, что идет на нешуточную уступку, спрятал ожерелье под одежу.
Выйдя утром на монастырский двор, Шумон с видимым удовольствием потянулся — эту ночь он провел с относительным комфортом и не в подземелье, а в одной из монастырских келий. После ухода Старшего Брата Атари его проводили в маленькую, скромно обставленную комнату, хоть и с зарешеченным окном, но зато сухую и с кроватью.
По распоряжению главы общины к нему по очереди привели лазутчиков и Шумон почти пол ночи слушал их россказни о несметном числе нечисти, невесть откуда появляющейся и неизвестно куда исчезающей, о личной святости лазутчиков, уберегшей их от несчастий.
Рассказы их были похожи друг на друга, и вскоре он сам уже подсказывал монахам и солдатам, что произошло вслед за тем-то и тем-то.
Не поленившись, Шумон все-таки выслушал их всех и уселся думать.
Как не крутил он в голове рассказы монастырских героев об их приключениях, выходила явная несуразица. Существо, обладающее согласно догматам Братства возможностью творить ничем неограниченное зло действовало на редкость неумело и даже добродушно. Только этим можно было объяснить, что среди героев не было ни одной жертвы! Ни одной! Никто не потерял не то, что души — а даже руки или ноги. Все осталось при них.
Все как один возвращались в город целыми и невредимыми — исцарапанные, перепуганные, но целые. Только один ухитрился сломать ногу, да и то по собственной глупости. Дело там обошлось
Слов было сказано много, но пользы из разговоров Шумон не извлек.
Оставались еще, правда охотники и ловчие, что первыми вышли из леса, но разговоры с ними безбожник отложил на следующий день. Эти должны были не только рассказать о том, что видели своими глазами, но и о Дурбанском лесе и Замских болотах.
Постояв несколько минут на солнце, он подошел к воротам, перед которыми его ждал брат Така.
Вчерашней мрачности на его лицо не было, хотя и дружелюбным его назвать он не решился бы.
— Здравствуй, брат!
— Черт тебе брат, — угрюмо ответил монах. Шумон на секунду задумался.
— Ну, здравствуй друг.
— Черт тебе друг.
— Нда-а-а-а, — озадаченно протянул Шумон. — Сердит ты приятель.
— Черт тебе приятель, — монотонно ответил монах. Шумон понял, что любое обращение его к монаху у того есть готовый ответ.
— А вот Старший Брат обещал, что мне с тобой веселее будет.
— На кол бы тебя, для всеобщего веселья, — злорадно сказал монах.
Младший Брат Така чувствовал себя униженным поручением Старшего Брата Атари. Обида переполняла его. Будущее рисовалось темным и неопределенным. Единственным светлым пятном в нем было обещание Старшего Брата сделать его по возвращении в монастырь Средним Братом.
В очередной раз вспомнив об этом он подумал, светлея лицом:
«Нет, братья, есть на этом свете польза и от безбожников, есть…»
Понимая, что твориться в душе у монаха, и оттого сочувственно улыбаясь, Шумон все же был настроен решительно — он хотел, как можно скорее уйти в лес, подальше от гостеприимства Старшего Брата. Была бы его воля, он на руках отнес бы Младшего Брата к городским воротам, но, увы…. Монах казался неподъемным.
— Сколь странен мир, — сказал тогда экс-библиотекарь, разглядывая спутника. — Безбожник стремится умножить славу Братства, а Младший Брат сидит в праздности и ругается!
Укор не подействовал. Монах даже не пошевелился. На его лице, хранившем вид оскорбленной добродетели, ничего не дрогнуло. Шумону показалось даже, что тот вовсе и не слушает его. Оглянувшись, он увидел башенки монастырской тюрьмы, что поднимались над стеной, вспомнил сырость каземата и невольно поежился. Каждое мгновение, что не отдаляло его от этой скорбной обители, он считал напрасно прошедшим. Тем более, что Старший Брат вполне мог и передумать.
Поняв, что монаха так просто сдвинуть с места не удастся, он зашел с другого бока.