Повесть о падающих яблоках

Шарга Людмила

Я достала из чемодана свой парусник и улыбнулась: изображений «Катти Сарк» существует множество, но это – самое удачное, а главное, что оно полностью совпало с акварелью на стене.

Позвонил Даниил. Я обрадовалась его звонку – всё-таки человеческий голос, пускай и очень далёкий. Здесь и вправду было несколько… необычно.

Стандартный набор вопросов, на которые можно было ответить одним словом: хорошо…

Пожелание спокойной ночи.

И ни слова о повести.

Я и не заметила, как уснула. Проснулась от звука журчащей воды. Солнце уже

взошло, и я, прежде чем засесть за повесть, решила искупаться. Тем более, что идей у меня не было никаких, а мои тайные надежды на то, что во сне придёт Ева и всё мне о себе расскажет, не оправдались – похоже, что мне вообще ничего не снилось этой ночью.

В саду работал автополив, но кто его включил, когда – оставалось загадкой – дом этот словно был населён невидимыми существами, которые делали всё необходимое. Не попадаясь на глаза.

Мне, во всяком случае.

Дверь закрывать на ключ я не стала, мне показалось это излишним, и я не ошиблась – у ворот стояла машина… несильна я в марках авто. Увы. Могу только сказать, что эта машина была похожа на большого доброго жучка.

На пляже – ни души. Я заплыла далеко и, лёжа на воде, закрыв глаза, представляла себе Еву. Интересно, а она хорошо плавала?

И я представила её, выходящей из воды. Капельки, сбегающие по золотисто-бронзовой коже, волосы высоко подобраны… Ева купалась без купальника – нагишом.

Что, собственно, мне мешало последовать её примеру?

Купальник – две узенькие плоски ткани, но кто бы мог подумать, что без него плыть легче, быстрее и намного приятнее! Ощущение полной свободы, сравнимое разве что с полётом?

Когда я вернулась, стол был накрыт к завтраку: горячее молоко и булочки с мёдом.

Женщина в белом, туго накрахмаленном переднике и белой наколке на волосах приветливо улыбалась:

– Доброе утро, я – Наталья. Завтракать? Булочки ещё тёплые.

– Спасибо. – Я с аппетитом съела две булочки и выпила чашку горячего молока.

– Наталья, извините, я могу кое о чём спросить вас?

– Вы о пани Еве хотите узнать?

– Почему «пани»? Она была полькой?

– Не знаю, – пожала пухлыми плечами Наталья, – Даниил Владимирович так её называл: пани Ева. И мы – тоже.

– Скажите, вы хорошо помните тот день, когда Ева исчезла?

– Что значит – исчезла? – Наталья смотрела на меня с недоумением и, как мне показалось, с обидой. – Если вы о дне смерти пани Евы, то конечно, помню. Я же и нашла её, – на пляже.

Определённо, я имела дело с не вполне здоровым человеком. Битых два часа рассказывать мне об исчезновении любимой, и ни единым словом не обмолвиться о том, что любимая эта попросту умерла.

– Умерла, Вы говорите? Не утонула? Как давно это произошло?

– Нет-нет, она умерла от внезапной остановки сердца – так и в заключении медицинском написано. Утопленника всегда можно отличить – в лёгких вода остаётся, даже если бы тело на берег выбросило… Через три недели исполнится год, как она умерла.

– Хорошо. У меня к Вам ещё один вопрос. Скажите, Даниил… э… Владимирович,

он человек нормальный?

– Моё дело маленькое. Хозяин он хороший. Платит исправно и премии частенько даёт.

Я поблагодарила Наталью и решила немного прогуляться.

Она вышла вслед за мной в садик и присела на краешек скамейки.

– Понимаете, он считает, что её можно вернуть. Где-то он вычитал, что если очень любишь человека, то душа умершего обязательно вернётся и воплотится в кого-то из близких друзей или знакомых. Вы – писательница? Вот и напишите о пани Еве так, чтобы душа поняла: здесь её любили и любят, и ждут.

Наталья ушла, а я, пытаясь осмыслить услышанное, отправилась на второй этаж – в спальню – распахнула шкаф и продолжила перебирать вещи Евы.

Помимо платьев, здесь было огромное количество вееров, палантинов, перчаток. Вытащив наугад жемчужно-серый палантин, я ахнула: такая ткань не встречалась мне ни разу. Казалось, что в моих руках дышала серебрящаяся, отливающая перламутром, живая субстанция. Я подошла к зеркалу и робко набросила палантин на плечи.

С отражением произошло чудо. Овал лица стал нежнее, шея – не смейтесь, пожалуйста, – длиннее и изящнее, но самые удивительные метаморфозы произошли с глазами. Струящееся серебро ткани просочилось в глаза, и они стали отливать зеленью и перламутром.

Веер я выбрала в тон палантину – серебро и несколько крупных жемчужин дополняли бывшее оперенье какой-то глупой, но очень красивой птицы, которая, к слову сказать, за свою же красоту и поплатилась.

В таком наряде я уселась за стол и писала довольно долго. Сюжетная линия шла ровно, без обрывов и излишних натяжек, а главное – мне стало интересно – а это верный признак того, что написанное будет интересно читать. Еве.

И Даниилу, конечно же. Стоило мне вспомнить о нём, сразу же раздался телефонный звонок. Дежурный обмен любезностями и благодарностями, пожелания спокойной ночи…

Он даже не спросил, написала ли я хоть строчку! Странный тип.

А может – боится, не хочет испортить всё ненужным интересом?

Хочет или не хочет, а после звонка писать уже не получалось. И как ни мучила я своё воображение, как ни вызывала в памяти образ утренней гостьи – больше ни одного слова в ту ночь мной написано не было.

Спустившись на кухню, я взяла зелёное большое яблоко из вазы на столе и отправилась к морю.

Ленивое, сонное, шипящее, оно ластилось ко мне, словно огромная кошка.

Сбросив одежду, я хотела с разбегу нырнуть в воду, но вместо этого вошла медленно, осторожно, поглаживая волнистую поверхность рукой.

Когда я опомнилась, берег был так далеко, что едва различались огни.

Я вздохнула с сожалением – пора возвращаться.

На песке, около моей одежды, сидел огромный чёрный кот.

– Вот так встреча! Ну, здравствуй, кис. Интересно, как тебя зовут? И чей ты, такой красавец…

Он выгнул спину и, задрав хвост, удалился неторопливо и с достоинством, из чего следовало, что котейка этот – абориген.