Повесть о падающих яблоках
Шрифт:
– Грубиянка! Тебя чё, мама с папой не учили, как надо вести в об-честве? Так мы это… – он рыгнул и оглянулся на своих дружков, – счас научим!
– Да отпусти, больно же! Часы нужны – забирай! – Голос девушки срывался от страха.
– Ку-ку, девочка, приехали! – Рыжий дёрнул её к себе. – Часы можешь оставить на память о сегодняшней встрече, которую ты никогда не забудешь, это я тебе обещаю. Можешь спасибо сказать, я тебе их дарю. Ага? – он подмигнул девушке, отчего губа его съехала набок, и физиономия стала ещё противнее.
– Ладно, Гиря, кончай базар! –
– Грубиянка, – пояснил Гиря, притворно вздыхая, – воспитать надобно.
Дверь всхлипнула, распахнулась от резкого удара, и в вагон вошёл высокий черноволосый парень.
– Что, развлекаетесь смерды?
Он увидел дрожащие ресницы девушки, полные слёз серые глаза, прищурился на миг, будто оценивая её… или успокаивая.
– Отпусти, – неожиданно приказал он Гире.
– Да вот, понимаешь, пристала,.. – заулыбался тот, – никак отвязаться не могу, с тобой, говорит, хочу… Во, видал? Вцепилась, клещака!
– Я сказал, отпусти! – Парень нахмурился. – И пошли отсюда… Быстро, ну!
– Грид, ты не выспался?! Или вообще не проснулся? – удивился Гиря, но руку девушки выпустил. – А, может ты сам, в смысле… один хочешь… Ну так сразу бы и сказал. Чё орать-то? – он гадливенько подмигнул черноволосому, и вся четвёрка, хихикая и перемигиваясь, удалилась.
– Спасибо. – Девушка отвернулась к окну, потирая ноющее запястье.
В этот момент из динамика сквозь треск и шум донеслось: «Платформа триста сорок третий километр. Стоянка электропоезда две минуты.»
Электричка остановилась, зашипели рассерженно разбуженные двери, и в вагоне повеяло лесной утренней свежестью. Вытекая из насыпи, узкая тропинка вилась змейкой и убегала в берёзовую белоствольную бесконечность.
Дух захватило от танцующего берёзового хоровода, растворились, пропали куда-то слюнявые Дьяк и Гиря, словно и не было их никогда; душу охватило предчувствие светлой радости. Она даже забыла, что черноволосый спаситель её стоит за спиной.
– Что, приглянулась наша роща? – В карих глазах парня вспыхивали золотистые искорки.
– Понравилась, – кивнула девушка. – А вы – местный?
– Я-то? Неподалёку деревня есть, Меленка называется. Не слыхала?
– Нет.
– Весной в гости приезжай! Подснежников здесь видимо-невидимо. Место это древнее, заветное; снег лежит везде, а они уж цветут. И немудрено, – когда-то давно капище тут стояло. У нас говорят, что весна отсюда начинается.
– Капище? – удивилась девушка. Вспомнился сегодняшний сон: поляна с двумя кругами, с изваяниями-идолами, озерко, злой косматый старик…. А ведь это и было капище.
Но… четвёрка ублюдков, и то, как он вёл себя с ними… Главарь – не иначе, вон как они его слушаются, уважают или… боятся.
Выплыло лицо из короткого странного сна. Парень был как две капли воды похож на витязя, лежащего у синего камня. Бывает же такое. Хотя, во сне и не то привидеться может, наверное я его уже видела раньше, потому и лицо знакомым кажется. Верховодит
– Ну что, ждать в гости-то? Меня Гридом кличут, любого в этих краях спроси, – сразу дорогу к моей избе укажет.
У выхода всё-таки оглянулся и бросил грубовато: «Езжай спокойно. Никто не тронет! »
Она увидела, как он спустился с насыпи и направился к вьющейся тропинке, уводящей в берёзовую бесконечность.
Электричка быстро набирала скорость. Ещё миг – и исчезнет за поворотом светлая, пятнистая карусель, и потянутся вдоль дороги брянские леса: дремучие, сумрачные, древние.
– Меня Машей зовут! – девушка высунула голову в открытое окно, и Грид, обернувшись на её крик, покачал головой…
Нет, мол… А что нет-то? Она сама удивилась собственной смелости. Ей почему-то хотелось верить этому парню, более того, она уже поверила ему, и уверенность, что всё самое плохое позади не покидала её вплоть до самого родного дома.
…стало понятно, что значит «вне времени». Время потеряло всякий смысл и значение здесь, на выжженной чужим солнцем, земле. Он с удивлением осознал, что вокруг тихо. Вот только тишина эта была лживой. Земля под ним продолжала сотрясаться и дрожать. Тогда он стал звать Машу, правда уже шёпотом, без крика… Он верил, что она обязательно услышит. Для того чтобы тебя услышали, вовсе не обязательно кричать. Молчаливый зов будет слышен тем, кто верен тебе, кто ждёт, кто всегда готов отозваться и прийти на помощь.
И она услышала. И пришла… и присела рядышком. И ладошку свою прохладную на горячий лоб положила: белый, расшитый синими цветами рукав блузки коснулся лица, зарукавье приятным холодком коснулось глаз.
Он осторожно отвёл её руку.
– Грязный я… пыль да копоть, да кровь…
Догадка о невозможности, нереальности происходящего обожгла изнутри, и он даже привстал, чтобы разглядеть её, заранее приготовившись к тому, что никакой Маши нет рядом. Но она была, была, и руку его в своей баюкала, точно дитя малое, и улыбалась печально, будто прощалась.
– Так откуда же ты здесь взялась, Машенька? – прошептал он, бессильно уронив голову на горячий песок.
Маша оглянулась, прислушалась к чему-то, встала и медленно пошла к серой мазанке.
– Куда же ты? Почему уходишь… Не уходи, слышишь? Не уходи… Раз уж отозвалась и пришла… Лучше бы вовсе не приходила.
Собрав остатки сил, не обращая внимания на боль и рвущую сознание на части тишину, он пополз вслед за ней, потому что знал: только она могла вытащить его из этого пекла, только она… – Лада [1], и выпряла им Доля ровную золотую нить, длинную и крепкую-прекрепкую…