Повесть о прекрасной Отикубо
Шрифт:
Тюнагон грустно задумался, уставив глаза в небо.
Перед тем как переехать в Сандзедоно, Митиери подарил каждой даме из свиты своей жены по новому великолепному наряду. Все они очень обрадовались тому, что за недолгий срок своей службы получили возможность одеться по последней моде.
Тюнагон прислал людей с просьбой вернуть ему хотя бы утварь и вещи, но никого не велено было впускать в ворота. При этом известии Китаноката всплеснула руками от ярости.
— Этот эмон-но ками — наш злейший враг.
Кагэдзуми стал уговаривать ее:
— Успокойтесь, матушка, ведь потерянного не вернешь. Наши люди просили, чтоб им позволили хоть вещи забрать. «Забирайте поскорее», — ответили слуги этого эмон-но ками как будто по-хорошему, а потом вдруг не пустили никого за порог. Нельзя же было нашим людям лезть в драку…
И правда, тюнагону и его семье осталось только одно: всем скопом проклинать обидчика.
Наконец свечерело, наступил час Пса. К дворцу Сандзедоно длинной вереницей подъехало десять экипажей.
Выйдя из экипажа, Митиери увидал, что и в самом деле, как говорил тюнагон, главные покои дворца готовы к прибытию господ. Поставлены ширмы, повешены занавеси, настланы циновки… Митиери понял, что сейчас должны чувствовать тюнагон и его близкие, и ему стало их жаль, но он все же решил довести свою месть до конца.
«Как, должно быть, страдает мой отец!» — думала Отикубо и оставалась безучастной ко всему. Ничто ее не радовало.
Митиери сказал слугам:
— Смотрите не потеряйте ни одной чужой вещи. Я хочу вернуть все в сохранности.
В то время как во дворце Сандзедоно царило веселое И шумное оживление, в доме тюнагона все были полны страха и тревоги.
Наконец пришла весть: «Торжественный переезд состоялся. Сколько там слуг, сколько экипажей!»
«Значит, всему конец. Теперь уж делу не поможешь», — опечалились тюнагон и его близкие.
Но во дворце Сандзедоно никто не думал о них. Там люди беззаботно веселились.
Акоги была полна благодарности к своему хозяину за то, что он так умело осуществил все, о чем она едва смела; мечтать.
На другой день Кагэдзуми сам явился в Сандзедоно попросил:
— Пожалуйста, разрешите мне взять имущество моей семьи.
— Мы три дня не позволим дотронуться ни до одной вещи. На четвертый день присылайте за вашим добром. Все будет возвращено в полной сохранности, — ответили ему слуги и не стал, и слушать никаких доводов. В доме тюнагона еще больше встревожились…
А в Сандзедоно три дня подряд не стихала веселая музыка. Праздновали новоселье на самый изысканный новый манер.
В назначенный день рано утром снова появился Кагэдзуми и начал слезно молить:
— Позвольте мне сегодня забрать вещи моей семьи. Мы перевезли сюда все наше имущество, все
Митиери, торжествуя в душе победу, велел наконец возвратить Кагэдзуми все вещи согласно описи.
— Ах, вспомнил! — вдруг воскликнул Митиери. — Где-то была еще старая шкатулка для зеркала. Верните шкатулку вместе с прочими вещами, ведь супруга тюнагона, кажется, считает ее бесценным сокровищем.
Акоги с готовностью отозвалась:
— Как же, как же, шкатулка хранится у меня, — и тотчас же принесла ее. Женщины, еще не видевшие этой шкатулки, дружно засмеялись:
— Ах, до чего же она безобразна!
— Надо приложить к ней записку, — сказал Митиери, подумав, что одна шкатулка сама по себе не произведет должного действия, и попросил Отикубо написать несколько слов.
— Зачем? Если я дам знать о себе в такую тяжкую для моих родных минуту, то причиню им лишнюю боль, — стала отказываться Отикубо.
— И все же напиши, прошу тебя, напиши, — настаивал Митиери, и в конце концов она написала на оборотной стороне дощечки, лежавшей на дне шкатулки, такое стихотворение:
Утром и вечеромВидело ты, как я слезы лью,Ясное зеркало.Но протекли года — и теперьПамять о прошлом сердцу мила.Завернув шкатулку в несколько слоев цветной бумаги, Отикубо привязала к ней ветку дерева и отдала Акоги.
— Вот, передай моему брату.
Митиери пригласил к себе Кагэдзуми и сказал ему:
— Вы, должно быть, считаете, что я поступил с вами очень неучтиво. Но, по правде сказать, меня взяла сильная досада, когда я узнал, что вы переезжаете в мой дом, даже не известив меня об этом. Теперь я уже остыл и намерен сам лично принести свои извинения вашему батюшке. И кроме того, показать ему ту бумагу, о которой шла речь. Передайте тюнагону, чтобы он непременно посетил меня сегодня или завтра. Может быть, вы и ваши братья сочтете неудобным для себя сопровождать его, но я буду очень рад, если кто-либо из вас примет участие в нашей беседе.
У Митиери был такой радостный вид, какой вовсе не соответствовал обстоятельствам. Кагэдзуми был очень этим удивлен.
— Так вы непременно передайте вашему батюшке, чтобы он ко мне пожаловал, и прошу вас, приходите вместе с ним, — повторил Митиери. Кагэдзуми, выразив свое согласие, удалился. Акоги поджидала его за дверью.
— Попроси-ка гостя подойти сюда, — велела она слуге. Кагэдзуми это показалось очень странным, но все же он подошел ближе. Из-за плетеного занавеса показался только самый краешек нарядного яркого рукава.