Повесть о рыжей девочке
Шрифт:
Ева вышла из кабинета.
Симониха, Нина и Талька Бой налетели на Еву в коридоре и все разом накинулись с вопросами.
– Выгнала, - прошептала Ева и побрела в пустой класс к своей парте.
Девочки, взволнованные, остались в коридоре. И вдруг Нина и Симониха прибежали к Еве с докладом:
– Начальница за Феликсовной послала швейцара. И Жужелицу тоже потребовали в кабинет.
Потом Талька Бой приоткрыла дверь в класс, просунула голову и шепчет:
– Идет! Феликсовна! Голову задрала, хвостом шуршит! Ящерица проклятая!
Талька подмигнула Нине
Долго никто не шел. И вдруг опять бегут Нина и Симониха.
– Вышла Феликсовна!
– шепчут наперебой.
– Красная как рак! Голову вниз опустила и ни на кого не смотрит. И Жужелица вышла. Мы к ней подбежали. Сначала ничего не хотела нам говорить, но мы так пристали, так пристали, и она сказала: «Начальница у Феликсовны отняла письмо».
Ева вскочила.
– Где письмо?
– воскликнула Ева.
– Никому не дает. При себе держит. Но хоть от Феликсовны отняла. Может быть, даже и влетело Феликсовне!
Нина и Симониха ликуют.
Потом явилась Талька и принесла неожиданную весть: швейцар вызвал по телефону отца Евы Кюн. Талька подслушивала у телефонной будки.
Все девочки окружили Тальку, Еву, Нину и Симониху. Тут же Смагина подошла с Козловой.
– А швейцар ему и говорит, - рассказывает Талька, - «Начальница гимназии просит вас немедленно прийти в ее кабинет по важному делу».
Все ахнули.
– Ох, - простонала Нина Куликова, - что будет!
– То будет, что рыжую выпорет отец, - сказала громко Надя Смагина, усмехнулась и отошла, обнимая за плечи Козлову.
– Пусть что угодно, - сказала Ева, хмурясь, - лишь бы отдали письмо.
Урок рукоделия. Ни Жужелица, ни учительница рукоделия не могут справиться с классом. Все девочки в классе взбудоражены. Все шепчутся, подскакивают на партах, стараясь заглянуть в стекло двери, подкрадываются к дверям, чтобы поглядеть в щель, и без спроса выбегают к коридор.
– Пришел, - пролетело вдруг по классу, - в мундире!
– Все говорили рыжий, а он и не рыжий, - прошептал кто-то с разочарованием.
Очень долго папа сидел у начальницы. Перемена прошла, а он все не выходит. Начался последний урок. Еве кинули записку от Тальки Бой.
«Вышел. Ужасно красный, краснее Феликсовны. Ева, не горюй».
Только кончился урок, Жужелица подошла к Еве:
– Все домой пойдут, а ты в классе останешься. Так начальница приказала.
Все ушли. И в коридорах тихо. Ева затянула книги ремнем, швырнула на парту и села, подперев голову руками.
И вдруг шаги. В класс входит начальница, а за ней Жужелица. У начальницы в руках синий конверт. Начальница подошла к Еве. Ева привстала.
Начальница бросила на парту перед Евой синий конверт.
– Кюн, - сказала начальница, - можете взять ваше письмо. Не вскрывая, я могла убедиться, что это письмо действительно от матери.
Ева взглянула начальнице в лицо и с испугом опустила глаза.
У начальницы брови сведены, губы сжаты и от гнева дергается лицо.
– И больше вы не врывайтесь в мой кабинет с криками
Ева снова взглянула. В руке у начальницы еще что-то, просто листочки. Уж очень смятые листочки - их, должно быть, читали, читали без конца. Один как будто зелененький. Что-то знакомое. Ева вдруг побледнела от ужаса: письма Коли!
– Я знаю, кто вам писал, - говорит начальница.
– Я ручаюсь, что сегодня же он искренне раскается в сделанной глупости и прекратит с вами знакомство. Стыдитесь, Ева Кюн. Вы с таких лет стараетесь завязывать романы, вместо того чтобы сидеть над книгой. Я бы сказала, что это наглость - швырять любовные записки в мои окна. Вас следовало бы исключить,- вы можете дурно повлиять на ваших подруг. Я вас не исключаю только по усиленной просьбе вашего отца. Но мы будем следить за вами, не спуская глаз.
Начальница повернулась и пошла. Высокая, прямая, с гордо откинутой головой.
Ева смотрит ей вслед. Ева уже не бледная. Кровью налились уши, щеки, лоб, вся голова пылает.
Еве кажется - сейчас она задохнется от тоски.
И вдруг вспомнила: вот он, мамин конвертик. Улыбнулась, схватила синий конвертик и прижала к лицу.
Вдруг кто-то вздохнул рядом. Жужелица! Сложила руки на брюшке, стоит и смотрит на Еву.
– Ну, - сказала Жужелица, - и я пойду. Ты читай, никто тебе мешать не будет.
Как-то особенно сказала и исчезла.
Ева села на парту, разорвала конверт и читает:
«Дорогая моя девочка!»
Ева дальше не может читать. Теплом и лаской повеяло от первых строк. Ева плачет, растроганная. Потом вытерла глаза, закусила кончик носового платка и читает дальше.
«Я получила твое письмо, оно меня очень взволновало. Я знаю, с папой очень тяжело жить. Давно бы ты была со мной, но папа отказывается давать мне сумму денег, которая нужна на твое воспитание. За помощью к бабушке я не могу обратиться. У бабушки совсем мало денег. Она больна и беспомощна, ей самой нужно, чтобы прожить свой век. Если бы мы с тобой были вместе, мы бы не смогли жить прилично, мы бы даже нуждались. Ева, родная девочка, ты, наверное, еще не знаешь, что ничего на свете нет страшнее нужды. Пока ты у папы, он поневоле должен давать тебе все необходимое. Подумай об этом, дорогая детка; будь умницей,и потерпи».
Ева разрыдалась над письмом от отчаяния.
Ева не видит - за дверью класса Жужелица приподнялась на цыпочки, смотрит на Еву сквозь стекло и с сокрушением покачивает головой.
Ева бредет по улице с распухшим от слез лицом. Она так занята мыслями о мамином письме, что совсем не замечает дороги. Ева не хочет думать ни про какие деньги. Нужда тоже не кажется ей страшной. Ведь нуждаются же Симониха, Нина и Талька Бой. И что же? И ничего. А веселые какие. Если бы кто-нибудь знал, как часто им завидует Ева.