Повесть о Сонечке
Шрифт:
Итак, одиннадцать часов вечера Страстной Субботы. Аля, как была в платье - спит, я тоже в платье, но не сплю, а лежу и жгу себя горечью первой в жизни Пасхи без Христос Воскресе, доказанностью своего собачьего одиночества... Я, так старавшаяся всю зиму: и дети, и очереди, и поездка за мукой, где я чуть голову не оставила, и служба в Наркомнаце, и рубка, и топка, и три пьесы - начинаю четвертую - и столько стихов - и такие хорошие - и ни одна собака...
И вдруг - стук. Легкий, резкий, короткий. Команда стука. Одним куском - встаю, тем же - не разобравшимся на руки
– Володя, вы?
– Я, М. И., зашел за вами - идти к заутрене.
– Володя, заходите, сейчас, я только подыму Алю.
Наверху, шепотом (потому что это большая тайна и потому что Христос еще не воскрес): - Аля! Вставай! Володя пришел. Сейчас идем к заутрене.
Разглаживаю впотьмах ей и себе волосы, бегом сношу ее по темнее ночи лестнице...
– Володя, вы еще здесь?
– Голос из столовой: - Кажется - здесь, М. И., я даже себя потерял, - так темно.
Выходим.
Аля, продолжая начатое и за спешкой недоконченное:
– Я же вам говорила, Марина, что Бог к нам сам придет. Но так как Бог - дух, и у него нет ног, и так как мы бы умерли от страху, если бы его увидели...
– Что? Что она говорит?
– Володя. Мы уже на улице.
Я, смущенная: - Ничего, она еще немножко спит...
– Нет, Марина, - слабый отчетливый голос изнизу, - я совсем не сплю: так как Бог не мог сам за нами придти - идти в церковь, то Он и послал за нами Володю. Чтобы мы еще больше в него верили. Правда, Володя?
– Правда, Алечка.
========
Церковь Бориса и Глеба: наша. Круглая и белая, как просфора. Перед этой церковью, как раз в часы службы, целую зиму учат солдат. Внутри - служат, а снаружи - маршируют: тоже служат. Но сейчас солдаты спят.
Входим в теплое людное многосвечное сияние и слияние. Поют женские голоса, тонко поют, всем желанием и всей немощью, тяжело слушать - так тонко, где тонко, там и рвется, совсем на волоске - поют, - совсем как тот профессор: ?У меня на голове один волос, но зато густой?... Господи, прости меня! Господи, прости меня! Господи, прости меня!.. Этого батюшку я знаю: он недавно служил с патриархом, который приехал на храмовый праздник - в черной карете, сияющий, слабый... И Аля первая подбежала к нему, и просто поцеловала ему руку, и он ее благословил...
– М. И., идемте?
Выходим с народом - только старухи остаются.
– Христос Воскресе, М. И.!
– Воистину Воскресе, Володя!
========
Домой Аля едет у Володи на руках. Как непривычный к детям, несет ее неловко - не верхом, на спине, и не сидя, на одной руке, а именно несет - на двух вытянутых, так что она лежит и глядит в небо.
– Алечка, тебе удобно?
– Бла-женно! Я в первый раз в жизни так еду - лежа, точно Царица Савская на носилках!
(Володя, не ожидавший такого, молчит.)
– Марина, подойдите к моей голове, я вам что-то скажу! Чтобы Володя не слышал, потому что это - большой грех. Нет, нет, не бойтесь, не то, что вы думаете!
Подхожу. Она, громким шепотом: - Марина! А правда, те монашки пели, как муха, которую сосет паук? Господи, прости меня! Господи, прости меня! Господи, прости меня!
– Что она говорит?
Аля, приподымаясь: - Марина! Не повторяйте! Потому что тогда Володя тоже соблазнится! Потому что эта мысль у меня была от диавола, - ах, Господи, что я опять сказала! Назвала это гадкое имя!
– Алечка, успокойся!
– Володя. (Мне: - Она у вас всегда такая?
– Я: - Отродясь.) - Вот ты уже дома, ты сейчас будешь спать, а утром, когда проснешься...
В его руке темное, но явное очертание яичка.
========
Аля водворена и уложена. Стоим с Володей у выходной двери.
– М. И., Аля у вас крепко спит?
– Крепко. Не бойтесь, Володя, она никогда не просыпается!
Выходим. Идем Пречистенским бульваром на Москва-реку. Стоим на какой-то набережной (все это как сон) - смотрим на реку... И сейчас, когда пишу, чувствую верхними ребрами камень балюстрады, через которую мы оба, неизвестно почему, страшно перегнулись, чтобы разглядеть:
прошлое? будущее? или сущее, внутри творящееся?
Это была ночь перил, решеток, мостов. Мы все время что-то высматривали и - не высмотрев здесь - переходили на очередную набережную, на очередной мост, точно где-то было определенное место, откуда - нам вдруг все станет ясно во все концы света... А может быть совместно - со всем этим: Москва-рекой, мостами, местами, крестами - прощались? Мнится мне (а может быть, только снится мне), что мы на одном из наших сторожевых постов, подходя к нему, встретили Павлика - отходящего, очевидно тоже и то же ищущего. (В ту Пасхальную ночь 1919 г. вся Москва была на ногах и вся, приблизительно, в тех же местах возле-кремлевских.)
А может быть, друг с другом - прощались? Слов этой ночи, долгой, долгой, долгой, многочасовой и повсеместной - ибо вышли мы в час, а возвращались уже при полном свете позднего весеннего рассвета - слов этой ночи - я не помню. Вся эта ночь была - жест: его ко мне. Акт - его ко мне.
В эту ночь, на одном из тех мест, над одними из тех перил, в тесном плечевом соседстве со мной, им было принято, в нем тверже камня утвердилось решение, стоившее ему жизни. Мне же целой вечности - дружбы, за один час которой я, по слову Аксакова, отдала бы весь остаток угасающих дней...
========
Как это началось? (Ибо сейчас, вопреки тем мостам - начинается.)
Должно быть случайно, счастливым и заранее in den Sternen geschriebenen5 случаем ее прихода - в его приход.
– Как, Володя, вы - здесь? Вы - тоже бываете у Марины? Марина, я ревную! Так вы не одна сидите, когда меня нет?
– А вы, Сонечка, одна сидите, когда вас нет?
– Я! Я - дело пропащее, я со всеми сижу, я так боюсь смерти, что когда никого нет и не может быть - есть такие ужасные часы!
– готова к кошке залезть на крышу - чтобы только не одной сидеть: не одной умереть, Марина! Володя, а что вы здесь делаете?