Повесть о старых женщинах

Беннет Арнольд

Она допрашивала дочь холодным и непроизвольно враждебным тоном, глядя на нее снизу вверх сквозь очки в золотой оправе.

— Должно быть, налипла по дороге, — ответила Софья и поспешила к двери.

— Софья!

— Да, мама.

— Закрой дверь.

Софья с неохотой прикрыла дверь.

— Иди сюда.

Софья покорилась, понурив голову.

— Ты обманываешь меня, Софья, — сказала миссис Бейнс с гневной торжественностью. — Где ты была сегодня днем?

Софья постукивала ногой по ковру.

— Я нигде не была, — угрюмо пробормотала она.

— Ты видела молодого Скейлза?

— Да, — решительно ответила Софья, бросив на мать дерзкий взгляд. «Не убьет же она меня. Не убьет же она меня», — шептал ей внутренний голос. На ее стороне молодость и красота, а ее мать лишь толстая женщина средних лет. «Не убьет же она меня», — повторял дрожащий, но

безжалостно высокомерный внутренний голос девочки, не раз получавшей в зеркале подтверждение своей красоты.

— Каким образом ты с ним встретилась?

Молчание.

— Софья, ты ведь слышала, что я говорю!

Опять молчание. Софья, опустив голову, глядела в стол. («Не убьет же она меня».)

— Если ты будешь упрямиться, я буду вынуждена предположить самое ужасное, — заявила миссис Бейнс.

Софья хранила молчание.

— Безусловно, — возобновила разговор миссис Бейнс, — если ты намерена дурно себя вести, тебе не смогут помешать ни мать, ни кто-нибудь другой. Но кое-что я могу сделать, и сделаю… Хочу предупредить тебя, что юный Скейлз — негодный человек. Мне о нем все известно. За границей он вел себя необузданно, и если бы его дядя не был компаньоном в фирме Биркиншо, его бы ни за что туда вновь не взяли. — Пауза. — Надеюсь, ты в один прекрасный день станешь счастливой женой, но пока ты еще не доросла до того, чтобы встречаться с молодыми мужчинами, и я ни в коем случае не допущу, чтобы ты продолжала знакомство со Скейлзом. Этого я не потерплю. Впредь ты выходить из дому одна не будешь. Понятно?

Софья хранила молчание.

— Надеюсь, завтра утром ты будешь в лучшем расположении духа. В ином случае я приму суровые меры. Ты полагаешь, что можешь сопротивляться мне, но ты еще никогда в жизни так не ошибалась. Я не желаю тебя больше видеть. Позови мистера Пови и вели Мэгги принести свежего чаю. Из-за тебя я почти рада, что твой отец умер, пусть даже так, как это произошло. Во всяком случае, он избавлен от всего этого.

Слова «…пусть даже так, как это произошло» испугали Софью. Они свидетельствовали, что миссис Бейнс, хотя великодушно и не касалась этой темы в разговорах с Софьей, знала совершенно точно, при каких обстоятельствах умер ее муж. Софья удалилась перепуганная и устрашенная, но при этом ее не оставляла мысль: «Она не убила меня. Я приняла решение молчать и выполнила его».

Вечером, когда Софья, сидя в лавке, аккуратно и безотрывно занималась шитьем шляп, ее мать тайно рыдала на втором этаже, а Констанция все еще пряталась на третьем, она, Софья, вновь пережила сцену у старой шахты, но пережила ее по-иному — признала, что была неправа, инстинктивно ощутила, что проявила глупое недоверие к любви. Пока Софья сидела в лавке, она держала себя и разговаривала согласно принятым здесь правилам поведения, превращаясь из наивного ребенка во взрослую восхитительную женщину. Когда входили покупатели и молодые мастерицы, в соответствии с установленным в лавке порядком, прибавляли газ в центральном светильнике, нельзя было понять, как это они при полном свете не видели сверкавшие в душе очаровательной мисс Бейнс слова: «Вы самая прелестная девушка из всех, кого мне довелось встречать» и «Я напишу вам». Молодые мастерицы имели собственное мнение как о Констанции, так и о Софье, но истина, во всяком случае в отношении Софьи, лежала за пределами полета их фантазии. Когда пробило восемь часов, лавка опустела и она приказала накрыть все чехлами, им и в голову не могло прийти, что она размышляет в это время о доставке почты и строит планы, как завладеть утренними письмами раньше мистера Пови.

Глава VII. Поражение

I

В июне из Экса прикатила тетушка Гарриет, чтобы провести несколько дней со своей младшей сестренкой — миссис Бейнс. Железную дорогу между Эксом и Пятью Городами еще не открыли, но даже если бы она уже действовала, тетушка Гарриет скорее всего ею бы не воспользовалась. Она издавна ездила из Экса в Берсли одним и тем же способом — в нанятом из конюшни Братта небольшом экипаже, которым правил возница, хорошо понимавший значительность персоны и особенности натуры тетушки Гарриет.

Миссис Бейнс еще больше располнела, и теперь тетушка Гарриет лишь незначительно превосходила ее в этом отношении. Но духовное превосходство старшей сестры все еще сохранялось. Обе внушительные вдовы разместились в спальной миссис Бейнс, где проводили много времени в долгих приглушенных беседах, после которых миссис Бейнс обретала вид человека, озаренного светом нового

знания, а тетушка Гарриет — вид человека, одарившего этим светом другого. Эта пара держалась все время вместе — в лавке, мастерской, гостиной, кухне, а также вне дома, и называли они друг друга только словом «сестра» — «сестра». Повсюду звучало «сестра», «моя сестра», «твоя дорогая матушка», «твоя тетушка Гарриет». Они относились друг к другу, как к непогрешимому источнику мудрости и хорошего вкуса. Благопристойность сопровождала их с утра до вечера. Вся Площадь тревожно корчилась, как будто око божье было направлено исключительно на нее. Обеды в гостиной превратились в торжественные трапезы, на столе, покрытом самой нарядной скатертью, сверкало ценнейшее серебро, но оживление и непринужденность, казалось, исчезли. (Я употребил слово «казалось», ибо нет сомнения, что тетушка Гарриет вела себя непринужденно, и выпадали минуты, когда она, возможно, считала, что вносит оживление в общество, но это оживление было еще безотраднее, чем ее суровость.) Младшее поколение сделалось подавленным, угнетенным и безжизненным под гнетом тяжеловесных вдов.

Мистер Пови не относился к тем, кого легко раздавить какой бы то ни было тяжестью, и то, что удалось согнуть даже его, послужило еще одним бесспорным доказательством сноровки обеих вдов, которые в самом деле проехались по мистеру Пови, как дорожный каток, с равнодушным безразличием настоящих катков, раздавивших на дороге некий предмет, даже не ощутив толчка. Мистер Пови ненавидел тетушку Гарриет, но, лежа раздавленным на дороге, как мог он восстать против нее? Он все время ощущал, что тетушка Гарриет оценивает его и сообщает результаты своих соображений сестре во время их частых свиданий в спальной. Он понимал, что она знает о нем все, знает даже о его слезах в тот раз. Он сознавал, что никак не сможет ублаготворить тетушку Гарриет, что идеальное исполнение своего долга с его стороны производит на нее не большее впечатление, чем нежное прикосновение — на маховик дорожного катка. На Констанцию, милую Констанцию, тоже посматривали с неодобрением. В тетушкином отношении к Констанции не было ничего такого, за что можно было ухватиться, и в нем явно присутствовало нечто такое, за что нельзя было ухватиться — намек, подстрекательство, подозрение, которые осторожно внушали Констанции: «Смотри, чтобы, не ровен час, ты не породнилась с блудницей в пурпурной одежде»^{34}.

Софью баловали. Софью можно было шаловливо ударить наперстком, когда тетушка Гарриет подрубала тряпки для пыли (потому что эта пожилая дама могла и тряпку вознести до уровня своего величия). Софью дважды назвали «моей крошкой-бабочкой». Софье даже доверили отделку новой летней шляпки для тетушки Гарриет. Тетушка Гарриет полагала, что Софья излишне бледна. С каждым днем тетушка Гарриет все сильнее подчеркивала бледность Софьи, пока тема бледности Софьи не превратилась в символ веры, который вы вынуждены были признать под страхом отлучения. Потом наступил день, когда тетушка Гарриет, глядя на Софью, тоном сочувствия, как и положено преданной тете, изрекла: «Как жаль, что дитя не может переменить обстановку». А миссис Бейнс, тоже пристально глядя на Софью, подтвердила: «Да, как жаль».

А на другой день тетушка Гарриет сказала:

— Хотелось бы знать, пожелает ли малышка Софья поехать со мной и недолго пожить в обществе старой тети.

Этого Софья желала меньше всего на свете. В ярости девушка поклялась себе, что не поедет, что ее туда ничем не заманишь. Но она запуталась в сетях семейной благопристойности. Как бы она ни старалась, изобрести повод для отказа было невозможно. Сказать тетке, что ей просто не хочется ехать, она, конечно, никак не могла. Она была способна на отчаянные поступки, но не на такой. А затем начались сложные приготовления тетушки Гарриет к отъезду. Тетушка Гарриет всегда все усложняла. Кроме того, ее нельзя было торопить. За трое суток до отъезда она принималась укладывать чемодан, но сначала Мэгги должна была обтереть его влажной тряпкой под надзором и руководством тетушки Гарриет. И следовало написать хозяину конюшни в Эксе, а также — ее слугам в Эксе, и взвесить и обдумать виды на погоду. Тем или иным образом, но к моменту завершения всей подготовки стало без слов понятно, что Софья должна сопровождать свою добрую тетушку, чтобы окунуться вместе с ней в бодрящий, напоенный ароматом вереска воздух Экса. В Эксе нет дыма! В Эксе нет духоты! Но зато есть привольное существование в уважаемом городке с низким показателем смертности и знаменитым пейзажем! «Ты уже сложила свои вещи, Софья?» Нет, она еще не сложила. «Что ж, я помогу тебе».