Повесть о Светомире царевиче
Шрифт:
«Когда умер старец?», спросили святители.
«Тому уж семь лет минуло. На погребение сюда царь приезжал. А Царица не приехала. Год спустя государь женился на Зое, вдовице кесаря византийского, которая свое царство потеряв, у нас жить стала. И кажись, ничего худого не делает новая государыня, даже ласку оказывает, а невзлюбил ее народ, как невзлюбил незнамо за что и младенца, сына ее от Владаря-царя; а покойника, Серафима-царевича убившегося, народ и по сю пору все поминает и жалеет».
Светомир стоял у окна, спиною к говорящим.
— «Мишка», ответил один из монахов, «как схоронили старца, перед входом в часовню сел, с места не сходил и пищи не принимал. Так с тоски да голод/ и помер через малый срок».
Светомир и Радислава попросили пресвитеров обождать их возвращения, а сами вскочили на коней и помчались в монастырь к Меланье, надеяся увидеть там Отраду, или узнать куда она укрылась.
Со слезами умиления встретила старица игуменья нежданных желанных гостей, и Бога возблагодарила, говоря: «Благодарю Тебя, Господи, что сподобил меня грешную исполнити дело, мне завещанное. Ныне отпущаеши рабу Твою. Умру спокойно. Давно вожделею».
— «Где мать моя? Здесь, в монастыре?» был первый вопрос Светомира.
«Умерла мать твоя. Давно умерла. Как преставился старец Парфений, так и она денька через два за ним ушла».
Светомир содрогнулся всем телом. Кровь отлила от головы и сердца. Он не слышал более слов Мелании. Из далей далеких доносился голос Отрады, лилась невнятная песня. Он видит ее перед собою в царском одеянии, красивую, молодую. Она плавно проходит мимо, теряясь в дымке сперва прозрачной, потом густой. Душа его встрепенулась, устремилась ей вслед, потонула в ее мгле.
Очнувшись, Светомир услышал как говорила старица-игуменья: «Да, святой жизни была мать твоя, и молитвами своими тебя не оставит до конца твоих дней».
— «А отец?» через силу, почти беззвучно спросил Светомир.
— «Он приехал по зову твоей матери и застал ее еще в живых. Она его узнала, благословила, но ни одного слова вымолвить уж не могло. Оно так и лучше: Уж больно тяжко стало бы ей утаивать перед смертию от Владаря чем душа в ту пору была полна. Вся дума ее о тебе была, а старец наказывал ей, доколь сам знака не даст, про спасение твое чудесное царю ничего не сказывать; да так и умер преподобный Парфений, запрета не сняв».
— «Где могила ее?» еще спросил Светомир.
— «Сперва мы ее тут в саду положили. Потом я Владарю волю покойницы передала, перенесенной быти на криницу без почестей, никому незнаемо. Так он и сделал, как она повелела».
Хотелось Меланье задержать у себя царевича, но она торопила отъезд: «Надобно тебе пред очи отца твоего предстать прежде чем он (420) про посольство Иоанново прослышит. А долго ли прослышать? Слух ветер носит. Куда не ждешь, залетит. А Радиславушку мы, доколь у вас там все порешится, в монастыре нашем сохраним.
Принесла из келлии своей Мелания скрыницу малую деревянную и сказала: «Ведомо тебе, Светомире, про частицу молитвы, в ларце сем заключенной, что она вкупе с другими двумя частями той же молитвы послужит для признания тебя тем самым царевичем, которого у криницы похоронили. Мать твоя от старца Парфения сей ларец получила и меня просила вручь изручь тебе его отдать. Вот и привел тебя ко мне Господь в непоздний срок».
Светомир молча наклонил голову. И, благословив, отпустила его старица.
Послов из Срединного Царства принимал Владарь как и при первом их посещении, с почетом царским. Долго за полночь затянулась трапеза торжественная в государевых палатах. Наконец, все гости разошлись; не ушли лишь двенадцать Пресвитеров и юнота миловидный, с ними прибывший.
И подошел сей юный к царю и передал ему ларец золотой, сапфирами искусно осыпаный, говоря: «Послание, Государь, тебе от Иоанна Пресвитера.»
Принял скрыницу Владарь и в сторону ее отставил, дабы потом в своей опочивальне без свидетелей, тайное, как он полагал, писание из нее достать.
Но сказал один из святителей: «Наказывал нам Иоанн Пресвитер послание его прочесть, когда будем мы с тобой наедине все двенадцать вместе и сей юный среди нас».
«Быть по слову Иоаннову», молвил Владарь.
Тогда святитель снял печати со скрынии, вынул свиток и стал оглашать послание. Писал Пресвитер про Парфения, что он пробудил царева и к себе увел, писал про Царство Срединное, где девять лет ремудряли отрока, писал про посольство свое, которому ныне поручено царю Владарю сына вернуть; про многое еще писал Иоанн, но об разрешительной молитве не упомянул.
Слушал, слушал Владарь, и мнилося ему, что слышимое ему лишь снится. Он боялся проснуться. Порою всматривался он в юношу миловидного, (421) поодаль стоящего; и что-то родное, давно утраченное уветливо трогало сердце.
Когда грамота была прочитана, все обратили взоры на Владаря, ожидая что он скажет. Но он молчал, лишь знак подал рукою, что прием окончен. Пресвитеры, простившись по чину, покинули палату. Отец и сын остались вдвоем.
Владарь за плечи притянул к себе царевича, долго глядел на него: он искал увериться, что перед ним — не мечта, не привидение. Наконец он сказал:
«Светомире, ты ли это? Не думая, не уповая, все годы эти я неизменно ждал тебя. Не видя тебя верил, что явишься ты непременно;
а ныне, видя тебя, не верю, что ты въявь стоишь передо мною. Уж не морочит ли меня твой двойник, не маячет ли здесь твоя тень?»
— «Не тень я, отец, и не морок. Вот я вправду стою перед тобою», весело возражал Светомир. «Помнишь как ты меня, младенца, серым волком обернувшись, на спине своей в тридесятое царство уносил? Помнишь как с войны ряженый к нам приехал?»