Повесть о Тобольском воеводстве
Шрифт:
Две недели из Тобольска, через Верхотурье, Соль Камскую, Кайгородок, Устюг Великий, Вологду и Ярославль — ехали в Москву путешественники. Это был путь воевод и ратных людей, путь искателей счастья, путь опальных, путь колодников. Много рассказов, много преданий было связано с этой сибирской дорогой. Старики великоустюжские до сих пор помнили проезд через их город одного из сибирских воевод, князя Темкина, как, приехав в два часа ночи, велел у посадских людей ворота ломать, у изб и клетей двери высекать, а жителей велел бить чеканами, обухами и плетьми, а животы их грабить и от того насильства и боя произошел в Устюге великий переполох, и начали бить в колокола. Это было давно, полвека назад, но и сейчас еще добрые устюжане с некоторым недоверием смотрели на проезжих сибиряков. Кто их знает, этих людей из-за Камня. Пьяные, веселые, грозные, требовательные проезжали эти сибиряки, сторожа рубежей восточных. Ремезовы, впрочем, ничуть не походили на сих удалых безобразников.
И вот они приехали в Москву. Столица вовсе не выглядела сплошной немецкой слободой, как врали досужие выдумщики вологодские и ярославские. Правда, иноземцев было немало, то и дело слышалась нерусская речь и в приказах, но — соображал Семен Ульянович — когда их не было тут в Москве! Говорят, со времен Грозного толкались тут, соперничая друг с другом, всякие заморские немцы, добивались привилегии в торговле, устраивались на теплые места при дворе. А мало ли было иноземцев при Борисе, при Алексее Михайловиче. Однако, напрасно боялся Крижанич! Русь не погибла, да видно не погибнет и ныне, потому что строю посматривают на иноземцев москвичи, а особенно румяные, статные москвички. Мол, болтать, болтай, а рукам воли не давай! Знай свое место! Да к сам царь-то, главный ксеноман-чужебесец, далеко не всякому иноземцу оказывает почтенье. Разгневавшись на голландского посла, хватил его, говорят, кулаком!
Сибирским приказом ведал боярин князь Иван Борисович Репнин. Ласково принял Репнин тобольских гостей. Похвалил чертежи, сделанные ранее, указал кое-какие их недостатки и велел тут же в Москве продолжать работу. Отцу и сыну Ремезовым дали жалованье и оклад и указали быть в доме ближнего боярина Михаила Яковлевича Черкасского в пропитании.
Ремезовы принялись за чертежи. Во время этой работы неожиданно вызвали Семена Ульяновича какие-то бояре и стали допрашивать, что он знает о кольчуге Ермаковой, о панцыре; правда ли, что сей панцырь возил отец его, сотник Ульян Моисеевич, калмыцкому тайше Аблаю? Встревожился Ремезов, к чему это? Но ответил так, как было, — это ведь знали и все в Тобольске. Да, сотник Ульян Моисеевич отвез кольчугу от наследника Кайдаула тайше Аблаю. Какова была кольчуга? По рассказам и записям отца, кольчуга была в два аршина длиной, украшена золотыми орлами двуглавыми. Заставили описать точно, зарисовать. Показали какому-то иностранцу, называемому геральдиком. Это было не имя, а профессия. Иностранец, рассматривая рисунок, кивал головой. Ремезову объяснили, что вздумал царь дать всем городам гербы, — то-есть особые знаки, так вот на тобольском гербе предполагается изобразить доспехи Ермака Тимофеевича. Отлегло от сердца Семена Ульяновича. Доспех, побывавший в руках у отца, будет изображен на гербовом щите тобольском! А то уж думал Семен Ульянович — беда какая!
Однако, все это было сделано попутно. А вызвали в Москву не столько расспрашивать, сколько учить. Послали Ремезова в Кремль, в Оружейную палату, в ведении которой находилось каменное строение всяких дел. И начали тут мастера русские и иноземные водить Ремезова от машины к машине, показывать, как надо из камня строение ставить, как надо сваи бить, глину месить, разминать и на гору известь, камень, воду и иные припасы втаскивать. Все записывал Ремезов, ничего нельзя было упустить из виду, особенно же, как на гору таскать припасы — высока Троицкая гора, на которой встанет новый каменный град Тобольск. Показывали еще мельничное колесо и много разных других машин и приборов.
Так знаменописец тобольский превратился в архитектора, в инженера. И москвичи, показав тоболянину сию премудрость, еще раз осведомились: пространно ли, довольно сказано?
Об этом узнал он довольно. Но, окончив науку в Оружейной палате, постарался еще Семен Ульянович поучиться кой-чему у математиков и астрономов. Ибо знал, что царь Петр, посмотрев его чертежи, хвалил их и велел продолжать работу дальше. Хотелось, чтоб эта работа вышла еще лучше.
И еще одно дело было в Москве у Семена Ульяновича. Сто десять лет тому назад основатель Тобольска Данила Чулков взял в плен хана Сеида, казахского султана Уразмухамеда и мурзу Карачу. Пленники были отвезены в Москву. Их потомки» по слухам, жили здесь и по сей час. Ремезов отыскал их. Это были совсем обрусевшие, потерявшие азиатский облик, люди. «Род сей есть и днесь», — записал Ремезов…
В начале зимы Ремезовы покинули, наконец, Москву. Ехали в Сибирь вместе с боярином Черкасским, в московском доме которого были «в пропитании». Черкасский получил назначенье тобольским воеводою. Ремезов, таким образом, стал как бы доверенным его человеком,
К новому, 1699, году Семен Ульянович благополучно вернулся домой, привезя с собой немало московских подарков. Была тут непечатная книга фряжеская о каменном строении, были тут и краски, и кисти, и циркули, и компасы, и блестящая добрая заграничная бумага, и полотна. Но самым ценным из того, что привез в Сибирь домой Ремезов, была уверенность в том, что все идет так, как надо, что нечего бояться новых порядков, что табачный дым не застил глаза никому и ничуть не страшна пресловутая ксеномания молодого царя. Ксеномания, ксенофобия, ксенофилия — все это чушь, пустяки, если есть царь в голове. Так и сказал Семен Ремезов согражданам, сбежавшимся слушать московские новости.
На Троицкой горе, где когда-то Данила Чулков срубил нехитрый свой острожек из судового ладийного леса, рос теперь новый Тобольск, Тобольск Петра Великого, гордый огнеупорный город, обличием своим напоминающий европейские города. Этот новый город строился под руководством Ремезова. И стал в эти дни Семен Ульянович очень важным человеком в Тобольске, вроде как первым, после старшего воеводы князя Черкасского. Шутка ли! Заново строил город.
Много хлопот было у Ремезова. Но между этих хлопот выдумал он, казалось бы и совсем некстати, еще одну. Не при виде ли дела рук своих, этого нового города, вспомнил Семен Ремезов, строитель, о седой старине? Слушая треск и грохот разрушаемых изб, скатывая с горы бревна, вдыхая их гниль и пыль, не вспоминал ли Семен Ремезов тех, кто строил эти избы, тыны и башни? Старина! Может быть Семен Ульянович даже слегка грустил, что не увидит больше этих древних, бревенчатых, заплесневелых стен тобольского славного острога. Так грустят люди, расставаясь со старой, изношенной, видавшей виды одеждой, перед, тем, как облачиться в новое непривычное, необношенное, хотя и более добротное и более нарядное платье. Воспоминанья! Как бы то ни было, но строитель нового Тобольска Семен Ульянович Ремезов, этот полный сил тридцатисемилетний человек, разведыватель новых дорог и стран, географус и архитектор, словом человек нового времени, нового духа — Семен Ремезов решил написать труд о седой старине.
Между делом, урывками, возвращаясь с горы, где веселые каменщики воздвигали новые здания, брался за перо Семен Ульянович.
С чего он начал? Всевидящее око, евангелие, лучи от него, озаряющие славный полукруг городов и острогов — Тюмень, Тару, Пелым, Березов, Сургут, Нарым, Кетск, Кузнецк, Красноярск, Енисейск, Мангазею, Иркутск, Верхоленск, Удинск, Селенгу, Аргунь. А внизу крупностольный город сибирский, Тобольск. Это был рисунок, а текст под рисунком гласил о том, что «искони всевидец христианский наш бог, творец всея твари чадебно предповеле проповедоватися через Сибирь евангелию в конце вселенный на край городу Тобольску, граду имениту». Тобольск — ворота востока, преддверье вьюжного Лукоморья, преддверье знойной Азии. Вот ответ всем, кто толкует, что восток нас поглотит!
Далее излагал Семен Ульянович в коротких статьях историю завоевания Сибири. Рисунки живые и ясные дополняли слова. Молодой Ермак борется. Молодой Ермак учится стрелять в цель. Поход за Камень. Битва с татарами. Завоевание иртышских низовий. Гибель Ермака. Постройка городов… Все это было описано и изображено здесь. При составлении своего труда Семен Ульянович пользовался всякими известиями — описаниями старых казаков-грамотеев, летописью и синодиком Киприана, трудом дьяка архиерейского дома Саввы Есипова, который в 30-х годах расширил и дополнил первую летопись. Но много Семен Ульянович добавил и своего, нового, еще нигде и никем не написанного. Так, например, повествуя о пленении Чулковым хана Сеида, султана Уразмухамеда и мурзы Карачи, добавил Ремезов о том, что потомки сих азиатских владетелей счастливо продолжают свой род в России. Он сам видел этих людей в Москве. И упомянуто об этом было очень важно, чтоб знала Азия о том, как благосклонна и добра Россия к покоренным народам.
А особенно живо рассказал Ремезов о той великом славе, которую приобрел Ермак Тимофеевич у азиатцев. Как чтили они его память, каким волшебником и чудотворцем казался он после смерти. Обо всем этом Семен Ульянович мог писать с гордостью и с глубоким знанием дела. Подробно и увлекательно изложил Семен Ульянович в своей книге историю путешествия отца с доспехами Ермака к тайше Аблаю… Наивные и полные очарования рисунки сопровождали этот рассказ. Вот Ульян Моисеевич Ремезов «с товарищи» скачет на юг, везя Аблаю волшебную кольчугу. Вот столица калмыцкая, узорный шатер тайши. Высокий, худощавый, в меховой шапке, Аблай обращает свое калмыцкое морщинистое лицо к бородатым здоровякам, тоболянам. Аблай целует кольчугу Ермака. Аблай повествует о чудесах ермаковской могилы. Аблай пирует с послами. Этот рассказ о посольстве Ульяна Ремезова к Аблаю в 1650 году был как бы вставным эпизодом в летопись, повествующую, главным образом, о завоевании Сибири и о постройке Тобольска. Последние главы своего труда посвятил Семен Ульянович рассуждениям на политические, этические и религиозные темы. И кончил свой труд Семен Ульянович так: