Повесть о ясном Стахоре
Шрифт:
– Ах-га! Мы тут!
От наковальни взлетали золотисто-огненные светлячки. Если прищурить глаза, то на мгновение станет так, будто с далекого неба в кузницу падают звезды, а добрые ковали хватают их длинными клещами. Кладут на наковальню и куют из них пики и рогатины. Эти пики, оружие бедных людей, у которых хотят отнять плуг, сделанный Ёнасом, что сам пашет поле...
...Но никто не может победить бедных людей, взявших оружие, потому что это небесные звезды и кто однажды достал их, тот всегда будет самым сильным на свете.
...а
А кузнец Ёнас смеется и показывает пальцем на черную борозду.
– Тут, тут, тут...
– Тут и уснул, - говорит Ёнас, нагибаясь к Стахору, присевшему возле горна, - вот так кальвис - галюнас...
– Сморили хлопца, - по-отцовски заботливо говорит чернобородый Михалка, - отнеси его, Василек, на сеновал, да и нам пора отдохнуть.
Когда Стахор открыл глаза, он долго лежал, прислушиваясь к тишине, не понимая, где он находится.
Исчезла кузница, не слышно дружного перезвона молотков. Только в щель высокой соломенной крыши глядела с далекого неба одинокая звездочка. Духмяный запах луговых трав теплыми волнами окружал его и сладко щекотал ноздри.
В темном углу, словно нехотя, протрещал кузнечик.
– Цвир-цвир... цвир-цр-р...
И смолк.
Стахор не помнил, как очутился здесь. Где отец, где кузнецы? Он приподнялся и, скользнув вниз по шуршащему сену, заглянул в щель прикрытых широких ворот сарая.
Привыкший к постоянной настороженности, Стахор не сразу вышел во двор.
Только различив знакомые толстые вербы и за ними кузницу, он тихонько приоткрыл скрипнувшие ворота.
Где-то, видно, за хутором, пролаяла собака, гулко звякнула железными путами лошадь. Ее темный силуэт расплывался в тумане, поднимавшемся с низкого лужка возле ручья.
Стахор зябко пожал плечами и только хотел направиться к кузнице поискать отца, как услышал его негромкий смех.
Мальчик быстро шагнул за угол и остановился.
В бледном свете луны, пробивавшемся сквозь легкую пелену тумана, у межи, он увидел сидящего на траве отца и возле него женщину.
Стахор не различил ее лица и не мог понять, кто это. Он только видел белую сорочку с широкими рукавами, темный лиф и распущенную длинную косу. Отец перебирал волосы рукой и тихо смеялся.
Стахор решил окликнуть его, но широкие белые рукава женщины всплыли вверх к приподнявшемуся Савве и кольцом сомкнулись вокруг...
Мальчик прошептал:
– Тата...
Но Савва не мог услышать его. Савва был счастлив...
Стахор попятился, отошел за угол, юркнул в ворота сарая, взобрался на сено и зарылся в него, притворившись спящим.
Год одиннадцатый
КАК СТАХОР ВИНО ПИТЬ НАУЧИЛСЯ
Убогому подать - от бога благодать!
Еще
Остановимся хоть на малое время, чтобы еще раз сказать доброе слово о тех, кто пленял своими песнями-сказами в юные годы великого Скорину, быть может, от них взявшего близкую посполитым простоту и ясность словотворения, кто в забытые дни восстаний на Белой Руси, в часы побед и поражений "мужицкого князя" Михайлы Глинского шел, не сгибаясь, вместе с обреченными ратниками крестьянского войска, кто с малых лет научал Стахора Митковича отличать зло от добра и хранить справедливость. О жабраках, лирниках, о старцах слепых...
Только в древних записях сохранилась память о том, что за люди бродили по нашей земле с заплечной сумой, посохом и бесхитростным инструментом, сделанным своими руками. Это не были презренные попрошайки, ленивые бродяги, выставляющие напоказ свое уродство и лицемерно оплакивающие сиротскую долю. Это были честные труженики, обессиленные годами житейских невзгод, ставшие носителями мирских и духовных преданий, утешители и наставники бедных людей. Недаром крестьяне и небогатое городское мещанство почитали старцев, зазывали к себе "на беседу" и слушали их охотней, чем поповскую проповедь.
Переходя из одного повета в другой, старцы видели и знали то, что было скрыто от посполитых, сидящих на своих хуторах или в панских маентках.
Простые люди доверяли им свое горе, а старцы шли дальше, передавая услышанное другим. И не их вина, что, по-своему осмыслив чужую беду, они украшали песни о ней примерами, часто рожденными выдумкой.
Пели с верой в то, о чем пели.
– Сказка - складка, а песня - быль, - говорили они, - вранью да небылице короткий век, а эта правда от старинных людей до нас дошла!
Была в этих песнях живая правда, сверкавшая отточенной остротой сравнений и беспощадным приговором злу.
Жадно слушали их пришедшие на ярмарку люди. В пестрый хор голосов разносчиков, купцов и зазывал, приглашающих покупателей, вливались высокие и трогательные, жалобные и гневные голоса слепцов, нищих старцев. Под мелодичный перебор цимбал плыли над притихшей толпой песни о Лазаре. Об Алексее - божьем человеке...
А в стороне от тиунов и соглядатаев, в тесном кружке слушателей, пелись новые песни.