Повесть о юных чекистах
Шрифт:
— Как звать? Да ты подходи, не бойся, садись! — пригласил Бардин.
Парнишка подошел к столу, солидно прокашлялся и спросил:
— А курнуть у вас нет?
— Нет! — обрезал его Бардин и повторил вопрос: —Как зовут?
— Жаль, что нет! — ответил парнишка. — С утра бычка во рту не было… Все внутре ссохлось, — он снова прокашлялся и внезапно заторопился. — Зовут Василий Кузьмич, а фамилия Рубаков. А еще прозывают Пилот, — он показал пилотку. — Из-за нее. Из-за моей чепы летчитской.
— Кто же тебя так прозывает? — Бардин нарочно завел разговор «не по делу», чтоб успокоить посетителя.
— А братва, беспризорники.
— А раньше с кем вел компанию?
— Раньше? Раньше я был боец Красной Армии. Воевал в бригаде самого Котовского, — гордо ответил мальчик. — Дошел с ней аж до Крыма. Там у Чаплинки был ранен. — Он встал со стула и, закатав штанину, показал сине-розовый шрам, идущий от колена вдоль икры. — Казак рубанул клинком, гад…
— Как же он исхитрился? — спросил Бардин. — Чтоб так достать клинком, ему нужно было лежать на земле…
— Не, он на полном скаку, верхом. Я был ездовым на артиллерийском уносе. Он, гад, наскакал, думал перерубить постромку, да прошибся и угодил по ноге. Ну я ему прямо в бороду пальнул из нагана, а уж потом без памяти свалился на землю. Попал в госпиталь, а когда выписался, котовцы где-то у Тамбова добивали банды. Я подался к ним. В поезде украли все документы, деньги и часы, подарок самого Григория Ивановича Котовского. — Мальчик тяжело вздохнул и замолчал, а Бардин за него досказал:
— Стал пробиваться к своим, на крышах поездов, в пути «добывал» пищу как придется, без денег. Потом забрали в детский приемник, оттуда бежал…
— А что мне было там делать, — зло огрызнулся Василий. — Кормят только-только, чтоб ноги не протянуть, курева не дают. Целый день сказки рассказывают про разных там заморских царевен и волшебников-фокусников. К чему мне все это? — И, внезапно насторожившись, спросил Бардина: —А, а вы откуда обо мне все знаете?
— Я, Василий Кузьмич, многое что знаю. Такая у меня работа, потому, наверно, ты ко мне и пришел?
— Да-а? Я знаю, откуда вы знаете, — хитро улыбнулся мальчик. — Зна-ю! В детском приемнике обо мне все записано. Вот откуда!
Бардин покачал головой:
— Нет, Василий Кузьмич. Таких, как ты, ребят, сейчас тысячи, а судьба их одинакова. Отцы не вернулись с германской, матери, деды, бабки поумирали от тифа. Наверно, и у тебя так?
Мальчик опустил голову и тихо-тихо сказал:
— Так. Только деда и бабки у меня давно нет, от тифа умерли сестры, а мать убил сосед кулак Шкоропий.
— За что? — спросил Бардин.
— За то, что работала в Совете и хлеб, припрятанный богатеями, у них отбирала. Эх, попался бы он мне? — Вася вскочил со стула и, сжав кулаки, прокричал — Я его морду по гроб помнить буду! Только бы повстречать!..
— Успокойся, Василий, — остановил его Бардин. — При Советской власти ни один бандит никогда не уйдет от наказания. Выкладывай свое «тайное дело», а потом пойдем чай пить.
Мальчик улыбнулся:
— Хорошо бы чайку… с хлебцем… — И, согнав улыбку, стал рассказывать: — Значит, дело было так. Кручусь я около иллюзиона [16] , поглядываю…
16
Иллюзионами в то время назывались кинотеатры.
— За карманами? — весело спросил Бардин и подмигнул Косте.
Мальчик
— Этим не занимаюсь. Я пою жалостные песни, танцую, и мне дают, кто копейку, кто две.
— Ну, ну! Я пошутил. Значит, выглядываешь. А что выглядываешь?
— Бывает такое, что кто-нибудь купит билеты на двоих… Ну, там для барышни или для товарища. Ждет, ждет, они не идут, а звонит уже третий звонок. Я враз тут как тут. Дяденька, возьмите меня с собой. Бывает, что сжалятся и берут. Вот и сегодня, на третий сеанс… Стоит буржуй…
— Откуда ты знаешь, что буржуй? — спросил Костя.
Мальчик смерил его пренебрежительным взглядом.
— Откуда? Да очень просто. Морда гладкая, волосики прилизанные, брючки дудочкой со складочкой, ботиночки — шик-блеск. Кто же это, по-твоему? Рабочий человек? Да? Значит, стоит тот буржуй, а я рядом. Народ уже весь вошел в иллюзион, а он все зырк сюда, туда. Тут к нему подходит еще такой же, только постарше и тихо говорит: «Жорж не придет. Его сегодня ранили. Павел Павлович просил, чтоб ты сейчас к нему пришел».
Когда мальчик сказал: «Жоржа ранили», Бардин насторожился, а Василий продолжал:
— Они уходить, а я за ними и ною: дяденька, дайте билетик, вы же не пойдете.
А они идут, хоть бы оглянулись, да еще не по-нашему лопочут. Офицерье проклятое…
— Ты же говорил буржуи, а теперь офицерье, — перебил его Костя.
— Офицерье! — настойчиво повторил Василий. — Я их за сто шагов узнаю. Офицер завсегда так ходит. Правой рукой машет, а левую к боку прижимает. Привыкли придерживать шашку, чтоб не болталась. Вот прошли они до угла, а я все ною и ною. Тут тот, что ждал, обернулся ко мне, обругал и бросил скомканную бумажку. Я схватил и бегу к иллюзиону. Добежал, развернул на свету, а это не билеты. Бросил он мне, белогвардейская морда, какую-то бумажку. Я за ними бегом, думаю, догоню, скажу, дяденька, вы мне вместо билетов бросили вот это. Может, что нужное? Тут он мне, наверно, дал бы билеты. Пока я бегал туда-сюда, они ушли далеко. Темно, хорошо еще, что один во всем белом. Догнал, когда они уже заходили во двор. Я говорю, дяденька… а он, антанта проклятая, как закричит: «Отстань, не то пристрелю, как собаку!» И слышу, что он шпалером [17] клацнул… Я, конечно, отошел да издали обругал его как мог… Не дело это, товарищ начальник, офицерью по улицам шляться и пугать ребят шпалером. Я-то не из пугливых, а…
17
Шпалер — на языке уголовников — револьвер.
— Бумажку ту выбросил? — спросил Бардин.
— Как можно? Вот она, — Василий протянул Бардину смятую записку.
Кирилл Митрофанович стал читать, потом бросил бумажку на стол и стал задавать вопросы.
— Когда это было?
— Время не скажу, ну сами посчитайте. Ждал тот гад третьего сеанса. Бегал я за ними туда-сюда, да к вам, да ругался с охраной, пока вы не вышли, почитай, что час с четвертью прошел.
— Знаешь, на какой улице дом?
— Как называется, не знаю, я на ней никогда не был, а объяснить могу запросто. Дайте карандаш. Нарисую…