Повесть о юных чекистах
Шрифт:
Бардин начал операцию, назвав ее «Испорченный телефон», с ареста старшего телеграфиста, но тот все отрицал, уверяя, что служебные телеграммы записываются в книгу, что он вообще никогда никаких телеграмм на станцию Малин не отправлял.
Тогда на станцию Малин выехал Костя. Местные работники ГПУ вместе с ним пересмотрели сотни метров телеграфной ленты и наконец нашли нужную телеграмму. В ней говорилось, что отправлены четыре вагона крупного рогатого скота и с ним едет хозяин, далее шла дата, соответствующая отправке эскадрона во главе с комэском. Телеграфист, принимавший эту
Его показание было передано шифром Бардину. В тот же день на станцию Вишняки выехали Вася и с ним два работника ГПУ, одетые почти в такие же лохмотья, как и Вася. Они занимались «поисками работы» в пристанционном поселке, а Вася держался на самой станции, добывая себе пропитание «жалостными песнями». На четвертый день появился Колька. Он очень обрадовался, встретив «Гришу», рассказал, что банда только что прибыла, а завтра состоится свадьба его мачехи с Мефодием Никитченко. Банда будет гулять в Покровке не меньше недели, так как самогона Одарка наварила ведер пятнадцать.
— Всех кур и двух кабанов зарезала проклятая ведьма, — жаловался Колька. — А вернусь, ни одной кости не останется.
Как только появился Колька, один из чекистов вскочил на тормозную площадку проходившего поезда и с соседней станции послал телеграмму Бардину. На следующей день эскадрон прибыл в Вишняки и на рысях пошел в Покровку. Вместе с эскадроном на Колькиной лошади ускакал и Вася.
Незадачливый телеграфист, увидев прибывших кавалеристов, попытался скрыться, но был арестован чекистами. В аппаратной телеграфа среди мусора нашлись телеграфные ленты из Малина, извещающие об отправке скота.
Вася вывел эскадрон к Покровке со стороны леса. Банда была окружена, перепившиеся бандиты не смогли оказать серьезного сопротивления. Лишь троим бандитам и Мефодию Никитченко, раненному в рукопашной схватке красноармейской саблей, удалось пробиться к лесу. Преследовать их из-за наступившей темноты и незнания лесных дорог не стали. Захваченные бандиты показали, что младших братьев Никитченко, Якова и Петра, на свадьбе не было. Их ждали к утру. Комэск оставил часть людей в Покровке для «торжественной» встречи братьев, а с остальными и захваченными бандитами вернулся на станцию. В эскадроне было трое раненых.
Братья Никитченки ни завтра, ни послезавтра не явились. Вероятно, их успели предупредить на соседних хуторах о сильной стрельбе со стороны Покровки, а может быть, их встретил Мефодий.
Бардин остался недоволен исходом операции.
— Поторопился комэск, — считал он. — Надо было дать им упиться на ночь, а уж нагрянуть под утро. Может быть, к тому времени подоспели бы и остальные братья. А то вся головка «гимназистов» уцелела. Того и гляди, воспрянут. Все потому, что не поехал никто из оперативников, а Зотову, что? Он привык: «Сабли к бою! В атаку за мной!» — жаловался Кирилл Митрофанович Гулливеру, а тот его утешал.
— Где им воскреснуть, Кира? База
— Все это так, а дело «Испорченный телефон» не завершено. Где теперь искать «гимназистов»?
— Найдем, — уверенно заявил Гулливер. — Не иголка в сене!
К середине июля Костя наконец закончил свое «чистописание». Бардин освободил его от поручений, и он усиленно занялся учебой. В один из особенно жарких дней Кирилл Митрофанович предложил Косте поехать на два-три дня за город:
— Подышишь свежим воздухом и заодно поможешь следователю Савину. Ты его знаешь…
— Это тот, что в тире никак не может попасть из нагана за пять шагов в ростовую мишень?
— Он самый, — улыбнулся Бардин. — Стрелок Савин никудышный, но следователь он дотошный.
— Зачем он в Хохловку?
— Там кто-то стрелял в селькора. Задержали двух кулацких сынков, надо провести расследование на месте.
Костя не стал возражать против поездки, а только спросил:
— Когда ехать?
— Сегодня после обеда. Зотов даст тачанку, ездового и двух бойцов в охрану. Мало что там может встретиться. Да, вот еще что, ты свой браунинг не бери. Зайди к Гулливеру и возьми что-нибудь посолиднее.
— Можно, чтоб ездовым поехал Вася, — попросил Костя.
— Это дело Зотова. Я не возражаю! — дал слово Бардин.
Не возражал и командир эскадрона. Больше всех обрадовался поездке Вася.
— Вот здорово! Я ведь из тех мест! Хохловка от моей родины за пятьдесят верст. Может, кого знакомого встречу. А какая там река! Ух! Тот берег не видно! Ты знаешь, Костя, какой я любитель плавать? Ого-го-го! — хвастал Вася. — Любую реку переплываю без отдыха! А ныряю, поверишь… на берегу считают: раз, два, иногда до тридцати, а из воды… одни пузыри.
— Ну, ну, водолаз, — прервал его командир эскадрона. — Ты смотри коней не замори и не опои. Поедешь переменным аллюром. Где чуть подъем — шагом…
— Ясно, товарищ комэск! Придут кони туда и обратно как огурчики!
Комэск посмотрел на Костю, спросил:
— Так и поедешь в белой рубашечке, в сандальях? А если непогода?
— Не размокну, не сахарный! А сандальи ношу, потому что побаливает нога, особенно перед дождем.
— Вот видишь. У тебя же самый верный барометр. «Не размокну»! — повторил он и приказал Васе: —Запрягай!
— Есть, товарищ комэск, — козырнул Вася и побежал к конюшням.
— Рубаков! — крикнул ему вдогонку командир. — Возьмешь у старшины гимнастерку для Горлова!
Через десяток минут Вася подал парную тачанку к казарме. Костя надел гимнастерку, подпоясал ремнем с кобурой парабеллума, полученного у коменданта. Гулливер предлагал Косте маузер, но он отказался, считая, что «маузер ему не по чину», да и стрелять из него не приходилось. Из парабеллума в тире он тремя выстрелами выбил две тройки и пятерку, а следующей очередью — две четверки и семерку.