Повесть о золотой рыбке
Шрифт:
Лена вскочила, будто ее ударило током, торопливо одернула платье и с такой ненавистью посмотрела на Сашку, что он даже отшатнулся. Глаза у нее были красные, зареванные, нос распух.
— Ты зачем пришел?
— Просто так,— пожал плечами Сашка.— В гости.
— А кто тебя звал в гости? — крикнула Лена, и у нее вновь задрожали губы и выступили слезы на глазах.
— Никто.— Сашка обиженно встал.— Я не гордый, без приглашения пришел. А что, сначала нужно было тебе заявление написать?
— А ты не фокусничай, клоун! — зло бросила Лена.— «Я не гордый...» Откуда ей взяться, гордости, у такого крота, как ты?!
—
— Это ты можешь! — Лена поднесла руку к горлу, словно ей не хватало воздуха.— И маменьки бояться тебе нечего. Позови, еще поможет... У вас, у паразитов, один разговор: «фотокарточку испортить...»
Сашка отошел к столу. Острую, незаслуженную обиду, которая вспыхнула в нем, вдруг вытеснила жалость.
— Да ты не кричи,— негромко сказал он.— Ты лучше расскажи толком, какая муха тебя укусила? Может, я тебе помочь смогу.
— Ты поможешь...— всхлипывала Лена.— Все вы одного поля ягоды...
Сашка начал догадываться, что произошло.
— Это мать тебя? — отвернувшись, глухо спросил он.
Лена не ответила и снова уткнулась в подушку.
— За что?
— За то, что я рыбок отказалась разводить. И на рынок не хожу.
— Тю-у,— присвистнул Сашка,— стоило из-за такой ерунды бузу поднимать?! Ну продала бы рыбок, что от тебя отвалится, что ли?
— Да ты понимаешь, что говоришь? — крикнула Лена.— Или ты думаешь, что все такие, как ты? Я утоплюсь лучше, чем до такого позора докачусь.
— Ты погоди топиться, вода сейчас больно холодная,— пошутил Сашка.— Я вчера за мотылем на озеро ходил, так окоченел, чуть домой добрался.
Лена не отозвалась на шутку, сухим жаром блеснули ее глаза.
Сашка задумался.
— Слушай,— наконец весело сказал он,— ты с матерью не спорь. Ну чего ты добьешься? Только синяков наживешь... Возьми лучше тех рыбок, раз ты такая гордая, да привези в воскресенье пораньше ко мне. Я их со своими продам, а ты Анне Михайловне вечером: вот, маменька, ваши денежки! И ничего она не узнает.
Лена стянула рукой порванное у ворота платье и посмотрела Сашке в глаза.
— Ах, какой ты великодушный, Сашка Король! — с издевкой протянула она.— Ах, какой ты добрый и щедрый! Сидишь небось и в душе сам собой любуешься. А мне не нужна твоя доброта! Я принципиально не хочу спекулировать на рынке, понимаешь? Принципиально! Хотя где тебе понять, что это за слово такое, ты ж человек темный, только гроши считать научился да рыбок разводить...
Сашка хотел встать и уйти, независимо посвистывая, но почувствовал, что не сможет этого сделать. И тогда, глотнув воздуха, он тоскливо пробормотал:
— Ну зачем ты так, Ленка... Что я тебе плохого сделал?
— Ты? Ничего ты мне не сделал! — воскликнула Лена.— Но чем ты отличаешься от моей матери, от дяди Васи?.. Только тем, что помоложе! А так одно у вас на уме — деньги, деньги, деньги... Друг другу горло перегрызли б, если бы могли! Ведь с тех пор как ты этих проклятых неонов разводить начал, моя мать вроде как помешалась. Только и твердит: «Сашка деньги загребает, а нам скоро по миру пойти придется!» Знаешь, когда она меня первый раз в жизни отлупила? Когда я отказалась у тебя «тайну» этих рыбешек выпытать. «Вы,— говорит,— дружите, он
... Красные пятна у Лены на скулах, красные, как плавнички барбусов суматранусов... Стремительной стайкой рыбки пронеслись перед Сашкиными глазами, и впервые в жизни их вид вызвал у него отвращение. Он встал, осторожно обошел Лену и вышел из комнаты.
Дотемна он мерил улицы длинными торопливыми шагами, не зная, куда эти улицы ведут, и не замечая людей, а когда кто-то из знакомых окликнул его, Сашка досадливо отмахнулся и ускорил шаг.
Ну вот, был один друг — Ленка Казакова, и того не стало.. И ни к чему теперь Сашке мечтать, как рассчитается он с дядей Васей, а потом накопит денег и купит себе блестящий мотороллер. Не помчится с ним Лена туда, где синеет подернутый дымкой тумана бор, где петляет среди густых зарослей верболоза тихая река, в которой живут только плотвички да ерши. Все теперь ни к чему...
Старый парк над Жвирой лежал перед Сашкой, и он забрел в самую глухую и темную аллею. Тихо посвистывал ветер в голых ветвях тополей и лип. Холодными зеленоватыми щупальцами-лучами к ним тянулись далекие звезды. Звезды были похожи на неоновых рыбок, медленно плавающих в гигантском аквариуме; причудливыми водорослями распускались в этом аквариуме белесые облака. А вон и рефлектор включили — огрызок луны выкатился из-за крыш...
Сашка медленно брел по шуршащим листьям, которые еще не успели смести в кучи и сжечь. И листья катились перед ним, жестяно царапая друг друга, словно навсегда прощались со звездами, с ветром, с деревьями, на которых выросли.
«Вот так развеселился! — с горечью подумал Сашка, вспомнив, что к Лене он и пошел-то потому, что очень уж растревожили его мысли о пузырьке с «рыбьей холерой.— Лучше б дома сидел...»
Он подошел к Жвире, тускло блестевшей между старыми дуплистыми ивами жирными разводами мазута. Вот где место этому проклятому пузырьку, здесь он никому не принесет вреда, давно уже удрали рыбы от сточных вод далеко за Пуховичи, мертва река...
Саша сжал пузырек в потной ладони и размахнулся... Но тут ему показалось, будто из стылой воды на него в упор глядят бешеные глаза дяди Васи в паутинке красных жилок, и он рывком сунул руку с пузырьком в карман и бросился из парка.
Он бежал, пока не выскочил на ярко освещенную улицу, бежал и слышал, как стучит, рвется из груди его сердце...
В толпе людей Сашка успокоился. «Чепуха все это, чепуха,— беззвучно шептал он, шагая домой.— Она дура, Ленка, отлупили ее, вот она и наговорила со зла черт знает чего, а я разнюнился... Война объявлена, надо воевать... Завтра же пойду к «профессору», «подкормлю» его рыбок, а там — хоть трава не расти!»
ГНЕЗДО НА ВОДЕ
Вечером Юрка вкрутил в рефлектор лампочку и принялся наблюдать за термометром. Лампочка излучала много тепла, и вода стала быстро нагреваться. Через несколько часов красный спиртовой столбик уже показывал двадцать шесть градусов.