Повесть об Остролистном холме
Шрифт:
Они замолчали — все было сказано. Кэролайн писала в дневнике своим новым секретным шифром, Джереми рисовал в блокноте. Скоро девочка вообще забыла, что кто-то сидит рядом, и так увлеклась описанием злосчастной сцены, которая закончилась сожжением дневника, что по ее щекам потекли слезы. Опомнившись, она принялась вытирать их тыльной стороной ладони, надеясь, что Джереми ничего не заметит и не сочтет ее плаксой, и в этот момент увидела, как из-за поворота дороги показался черный фаэтон. Вздохнув, Кэролайн положила дневник в жестяную коробку.
Джереми поднял глаза от блокнота и усмехнулся.
— Ты, наверно,
Кэролайн покачала головой.
— Я как раз хочу, чтобы ты знал, где лежит мой дневник, — сказала она. — Тогда, если со мной что-нибудь случится, ты придешь и заберешь его. — Она посмотрела на Джереми очень серьезно. — Хотя ты все равно не сможешь ничего прочесть, ведь шифр тебе не известен. Просто сожги его.
Джереми нахмурился.
— Что значит — если с тобой что-нибудь случится?
— Не знаю, — ответила девочка. Она подумала о том, что поезд с ее папой свалился в ущелье, что ее мама умерла, а саму Кэролайн заставили уехать в Англию к бабушке, которая вовсе не любила свою внучку. — Разве кто-нибудь скажет наперед, что с ним может случиться? — Она пожала плечами. — Мне пора идти.
Джереми сунул блокнот и подзорную трубу в сумку.
— Я провожу тебя до вашего сада.
Они спустились с Остролистного холма, и тот остался стоять пустынным и одиноким, наслаждаясь величавой панорамой Межозерья и подставляя иззубренный скалами бок нежным прикосновениям теплого послеполуденного ветра.
4
Барсук Босуорт озадачен
Впрочем, не таким уж пустынным остался Остролистный холм. На пороге своего жилища появился весьма основательный полосатый господин, жаждущий насладиться прохладой, рождаемой дуновением летнего ветерка. Упомянутым жилищем был Большой Барсучник, один из самых фешенебельных отелей Межозерья, а полосатым господином — его владелец барсук Босуорт XVII.
Босуорт опустился в кресло-качалку на парадном крыльце Большого Барсучника, сощурился на яркое солнце и повел носом, ловя аромат вереска. Надо сказать, что, хотя барсуки обычно довольно близоруки, Босуорт все же успел заметить двоих детей, сидевших неподалеку от ныне заброшенного бокового входа в Большой Барсучник. Девочка, похоже, что-то писала, а мальчик рисовал.
Босуорт привык к праздным гулякам, которые время от времени забирались на Остролистный холм, и деревенским мальчишкам, игравшим в отважных первооткрывателей среди местных скал. К тому же ему приходилось всегда быть начеку из-за мерзких охотников на барсуков, которые могли заявиться сюда с собаками, специальными захватами и мешками, чтобы сцапать какого-нибудь зазевавшегося барсука. Сегодняшнего мальчика он узнал — тот уже не раз приходил на этот холм, а вот девочку увидел в первый раз и пригляделся к ней очень внимательно.
Она что-то писала в книге. Книгам Босуорт был не чужд, ибо и сам являлся довольно известным историографом. После смерти своего батюшки, достопочтенного
До сей поры Босуорту не доводилось видеть, чтобы столь юная особа женского пола что-нибудь писала, и он преисполнился интереса к ней, который только возрос, когда Босуорт понял, что девочка плачет. У почтенного барсука было доброе сердце, он не оставался равнодушным к чужому горю. Пострадавшим обитателям отеля — лисице со сломанной лапой, семейству кроликов, чью нору затопило во время половодья, — дозволялось оставаться в Большом Барсучнике, даже если они не могли заплатить по счету. И хотя Босуорт никогда не забывал барсучье ППП (Первое Практическое Правило), которое гласило: «Никогда не приближайся к человеку, ибо человек не заслуживает доверия», — он все же подумал, не следует ли ему поинтересоваться, как можно помочь девочке.
Босуорт уже совсем было собрался так и поступить, но тут девочка перестала плакать, вытерла слезы и положила книгу в коробку из-под печенья. Обменявшись с мальчиком несколькими фразами, она сунула коробку в… да, да, в боковой вход Большого Барсучника! А затем они оба стали спускаться с холма по направлению к Тидмарш-Мэнору.
Босуорт нахмурился. Нет, он вовсе не против того, чтобы эта девчушка прятала свои записи в его отеле, однако ему следовало бы знать, что она там написала — на тот случай, если… Ну, скажем, просто на всякий случай. С этой мыслью он обошел холм, отыскал коробку и вытащил оттуда книгу, на кожаном переплете которой красовалась надпись: «Расходы по кухне».
Босуорт улыбнулся. Ах, вот оно что, учет расходов на провизию. Будучи владельцем отеля, он ежедневно сталкивался с такими записями, хотя ему было невдомек, что же могло заставить девочку лить горькие слезы над подобной книгой. Уж не случился ли перерасход отпущенных средств, не велся ли учет без должного тщания? Такое, несмотря на все старания Босуорта, нередко бывало и в Большом Барсучнике. Но когда он раскрыл книгу на первой же странице, то к великому своему удивлению убедился, что записи расходов велись на совершенно неведомом ему языке.
— Клянусь усами и полосками, невиданное дело! — пробормотал Босуорт. Он перевернул страницу, не переставая удивляться. Дело в том, что он был весьма сведущ не только в истории, но и в лингвистике, и знал множество языков. Однако страница за номером два мало чем отличалась от таковой за номером один: похоже, записи имели какой-то смысл, предложения (если это были предложения) начинались с заглавной буквы и заканчивались точкой, но между началом и концом такого предложения располагались непонятные цепочки букв, цифр и значков: