Повесть провальная
Шрифт:
— Что вы говорите! — ахнул Вертопрахов. — Неужели это правда?
— А вы думаете, я сочиняю? Что есть, то и говорю, — с обидой в голосе отвечал Фуфлачев. — Именно что позолотить. Между прочим, золото высшей пробы. Поэтому Монумент и огородили. Ну, охрана, конечно, собаки, само собой…
— И собаки, говорите?
— Собаки. Да какие еще волкодавы! — воскликнул Фуфлачев с чувством. — Знаете, я и сам на днях хотел туда заглянуть, так верите, нет? Даже меня не пустили! Я уж и так с ними, и этак… нет, все равно бесполезно. Драгоценный металл, говорят, не имеем права… документы стали
Журналист не верил своим ушам, а Фуфлачев продолжал выкладывать всякого рода подробности, одна другой занимательней. И как два пуда золота из Госхрана фельдъегерской почтой везли, и где мастеров-позолотчиков нашли, и что именно у Монумента в первую очередь золотить собираются. И так красиво все получалось, что Вертопрахов к концу разговора и в самом деле почти поверил, что мэр решил к Годовщине Монумент позолотить. И даже стал задавать кое-какие вопросы. Например, сколько платят мастерам-позолотчикам, какие новые технологии они применяют. Не забыл он поинтересоваться и о возможности остальные памятники в Городе позолотить, на что Фуфлачев чистосердечно признался, что планы мэра ему не известны.
— Только я вас прошу: пока ничего об этом не пишите, — напомнил Фуфлачев уже по дороге с Холма. — Ну, какой это будет сюрприз, если горожане все заранее узнают?
Скажем честно: Фуфлачев не лгал, когда рассказывал о мастерах. За глухим трехметровым забором действительно трудились специалисты высшего пилотажа. Один бурильщик Петрович с передвижной установки чего стоил! Было дело, рассказывали мне в «Старом доте», как пробивал Петрович исследовательскую скважину у основания Монумента: то бур у него раскрошится, а то бурильные трубы не того диаметра привезут. Однако же через неделю первая пятидесятиметровая скважина была готова, образцы грунта взяты и отправлены в лабораторию — для исследования на хитром приборе стабилометре. А на Холм тотчас же приехал тот умный, из НИИ.
— Нам десять скважин до первого сентября надо пробурить, а ты с одной целую неделю возишься, — бушевал этот умный. Бурильщик вяло отбивался:
— Да вы посмотрите, какой здесь грунт, Павел Иванович! Невозможно работать: то противотанковое ружье на бур намотаешь, а то, извиняюсь, в бытовые отходы угодишь.
— Ты насчет ружья осторожней… мало ли что? Сразу саперов зови, — предупредил этот умный из НИИ, на поверку оказавшийся обычным Павлом Ивановичем. — А насчет отходов, так я и без тебя это знаю. — И пояснил. — Здесь когда-то овраг был, всем городом его засыпали. Да ты не волнуйся, Петрович, не опасно, ты главное, бури. Бури!
Пообещал Петровичу премию, лишь бы только бур у него не ломался, и отправился прямиком к мэру, где все подробно и пересказал.
— К сентябрю-то успеете? — озабоченно спросил Дурин. — Вам же еще, я так понимаю, надо измерительные приборы хотя бы в половине скважин установить? А потом еще расчеты сделать… В сроки уложитесь?
— Надо бы установить, Аркадий Филиппович, надо бы сделать! Да боюсь, не успеем, не установим. И не уложимся, — вздохнул умный Павел Иванович.
— А
— Да не в деньгах дело, Аркадий Филиппович! Здесь дело в другом, — неожиданно брякнул из НИИ. Тотчас глаза у него затуманилось, и это не укрылось от мэра.
— Сегодня замеры делали? — спросил он напрямую. Из НИИ молча кивнул в ответ.
— Ну и что? Осадка продолжается?
— Продолжается, Аркадий Филиппович! — вздохнул Павел Иванович. — Уже на метр семьдесят Монумент под землю провалился. Это утренние замеры. А к вечеру, я так думаю, Монумент еще сантиметров на сорок под землю уйдет. А уж на тридцать — это точно.
Начиная с обеда, Герману Шульцу не работалось. От профессора он вернулся с растревоженной душой и отяжелевшим сердцем. И хотя последствия тектонического процесса, произошедшего в районе Тихого океана, Европе не угрожали (здесь Крестовски стоило верить — в своих прогнозах тот ошибок не давал), прежний покой к магистру так и не вернулся. Одна лишь мысль, что вот прямо сейчас в глубинах Земли происходят невидимые процессы, последствия которых невозможно предугадать, заставляла магистра то задумчиво прохаживаться по лаборатории, а то возвращаться к столу и снова брать в руки утреннюю сейсмограмму.
Шульц представил себе тектонический разлом, протянувшийся от Северных Курил до острова Суматра. Сейчас он нисколько не сомневался в том, что именно аномальное возмущение астеносферы изменило геоструктуру земной оболочки в штате Флорида. Землетрясение произошло в Тихом океане, а в городе Дельтон (США) на федеральной дороге № 65 тотчас же образовался провал. Как это понимать? Вероятно, все дело в водоносном слое: практически не сжимаемая вода способна передавать перепады внутрипластового давления на огромные расстояния. Так что если завтра где-нибудь в центре Варшавы неожиданно забьет геотермальный источник, или на Средне-Русской возвышенности за одну ночь исчезнет какое-нибудь озеро, причину следует искать совсем в другой стороне…
Дойдя в своих мыслях до этого места, Шульц заставил себя остановиться и в дебри геотектоники больше не лезть. Сварил и выпил кофе, вернул в книжный шкаф ставших уже ненужными Лява и Рэлея. Вспомнил, что сегодня вечером должен быть в гостях у бабушки Берты и позвонил жене — напомнил, что вернется с работы к шести часам, пусть заранее закажет такси. До конца дня успел написать несколько страниц для монографии, закрыл лабораторию и отправился домой. «K?lnische Zeitung» Шульц захватил с собой — почитать на досуге.
По случаю встречи с родственниками фрау Шульц надела глухое черное платье и навела легкую косметику. У тети Клары платье тоже было темное, а вот с косметикой она явно перестаралась: синие тени и лиловая помада живо напомнили Шульцу девушек его молодости с улицы Красных фонарей. Впрочем, тетка вела себя вполне благопристойно и с племянником не заигрывала.
— Бедный дядюшка Курт! — начала она всхлипывать еще за три квартала от бабушкиного дома. Так, с потекшими ресницами, и поднялась на второй этаж, прижимая к груди каллы цвета перезревшего граната.