Повесть Вендийских Гор
Шрифт:
Тыква-горлянка выпала из мертвых рук.
24
Длинный сводчатый коридор на нижнем уровне крепости был надежным убежищем для уставших от многолетней службы воинов. Начальство относилось к ним с пониманием и посылало нести караул сюда, где никогда ничего не случалось и не могло случиться, но по странной прихоти верховного стража, раджи Гириша, нужно было выставлять пост. Стены из черного камня были покрыты пометом летучих мышей. Под ним угадывалась древняя резьба с изображениями умерших богов и богинь незапамятных времен. Свет трех синих фонарей делал землистые
— Тебе как всегда везет, Матхур, — сказал один из стражников, с искаженным злобой лицом глядя на выпавшие противнику две шестерки.
Матхур язвительно улыбнулся и ласково погладил себя по черной завитой бороде.
— Умение, только умение, Хавиш, — заявил он и с удовольствием загнал в золотые ворота еще четыре камня. У него осталось всего пять камней и он мог не слишком волноваться за исход игры, тем более, что противник даже еще не начинал заполнять ворота своей стороны.
— Что-то Ратхиша не слышно, — заметил Хавиш.
Он тряс в бочонке шестигранники с усердием маслобойщика.
Матхур пожал плечами.
— Наверное, заснул. После этого пива меня тоже всегда спать тянет, — Он заглянул в свою кружку. — Давай быстрее. Надо еще за пивом сходить… — Матхур поднял голову и лицо его совершенно исказилось.
За спиной Хавиша совершенно бесшумно появились три чудовищные человекоподобные фигуры. Они вышли с узкой лестницы, ведущей вниз в караульню, где должен был находиться Ратхиш. Фигуры отличались друг от друга — одна была черной, другая с плечами как у быка, а третья была маленькая и очертания ее скрывались серой хламидой.
Второй стражник перевернул бочонок.
— Вот… — сказал он и склонился над шестигранниками, желая взглянуть сколько ему выпало, но его желание так и не осуществилось, потому что ему отрубили голову.
Голова шлепнулась на стол, задев шлемы, и медные монеты рассыпались.
— Демоны! — заорал Матхур, пытаясь дрожащими руками дотянуться до алебарды, приставленной к стене.
Один из демонов встряхнул космами и проткнул Матхура. Стражник схватился за лезвие, из горла у него хлынула кровь и он упал макушкой в собственный шлем.
Дальше по коридору послышались торопливые шаги и на миг из открывшейся двери показалось улыбающееся лицо. Завидев троих демонов, лицо враз перестало улыбаться и попыталось скрыться, но у него во лбу вдруг вырос кинжал. Тело с громким стуком повалилось в коридор.
Раздался истошный женский крик.
— Он был не один, — пробормотал Серзак.
Конан уже несся вперед, вращая мечом.
Горкан перевернул лежащего у порога на спину. Лицо было молодое и даже красивое, если бы не кинжал во лбу.
— Не так уж я и не пригоден, — заметил Серзак, выдергивая кинжал. Старик тяжело дышал, но был полон рвения.
Конан выскочил за дверь и остановился перед крутой винтовой лестницей. Он заметил краешек зеленого платья, с шуршанием скрывающийся за поворотом. Остро и вкусно пахло жарящимся мясом.
Северянин обуздал желание прыгать по ступенькам как горный лев и стал подниматься осторожно, прислушиваясь к звукам сверху. Громкие голоса — мужские и женские —
— Ну что там? — осведомился подошедший Горкан.
— Тут нам придется попотеть, — ответил Конан и сделал знак прислушаться.
Горкан обнажил зубы в хищной ухмылке.
— Похоже на крики стервятников над павшим слоном, — заметил он.
— Слона они вряд ли дождутся, — без тени улыбки заявил Конан.
Серзак побледнел больше обычного.
— Не нравится мне все это, — сказал он. — Я, конечно, хочу попасть по ту сторону крепости, но зачем же с такими трудностями…
— Заткнись, — прорычал Конан.
Наверху раздались возмущенные яростные вопли. Все голоса перекрывал мощный бас, гудящий как труба, призывающая на последний бой. Для многих и многих это обещало быть не только сравнением.
— Вниз, за мной! — вещал бас. — Мы покажем этим ублюдкам! — Что именно хотел показать обладатель баса так и осталось невыясненным.
Он первым, следуя своему призыву, выскочил на лестницу и столкнулся налитым кровью взглядом с ледяным взглядом киммерийца.
Четыре удара сердца понадобилось Конану, чтобы преодолеть расстояние в десять ступеней. Жирный боров с гулким голосом действовал, не раздумывая. Скорее всего, не от избытка смелости и лихого безрассудства, а оттого, что думать не умел, ибо если бы он умел, то не составило бы особого труда понять, что бросаться с обглоданным окороком на человека, вооруженного двуручным мечом, по меньшей мере, равнозначно самоубийству. Конану было даже жаль беднягу, когда он раскроил ему череп. Серое мозговое вещество там все-таки было.
Другие воины тоже не блистали тактикой. Они теснились в узком проходе, где многочисленность вовсе не являлась достоинством.
Конан бросился на них со свирепостью дикого кабана.
Лестница в несколько мгновений покрылась кровью и вывалившимися внутренностями. Толпа слегка протрезвела и отхлынула назад, в освещенный факелами большой зал.
Северянин, ступая по трупам, последовал за толпой.
Тени прыгали по завешанным темными гобеленами стенам. Столы ломились под тяжестью зажаренных целиком свиней и горами различных фруктов. Кости и объедки валялись всюду, вперемешку с пьяными солдатами, которые, почуяв неладное, начали подниматься. Дым и жар валил из открытой кухни, где спиной к происходящему, продолжали орудовать голые по пояс потные повара.
— Руби его! — истошно завопила блондинка в зеленой одежде, стоявшая у дальней стены, запуская в киммерийца глиняным кувшином, который оказался наполнен вином и летел через зал, разбрызгивая животворящую жидкость. — Гинкуш, ради меня!
Бородач в рогатом шлеме с белым хвостом яка пробирался к незваному гостю, держа в руке тяжелый топор с двумя лезвиями, следя за варваром. Конан с неподвижным лицом ждал воина, у его ног смешались вино и кровь.
Гинкуш прыгнул вперед и ударил, с силой разрубив воздух. Северянин увернулся с легкостью, которой позавидовала бы голодная пантера, хватающая добычу, и нанес ответный удар. Солдат едва успел отпрыгнуть, но сделал это настолько неудачно, что подвернул ногу и со стоном повалился прямо на осколки кувшина. Они не добавили ему ни мужества, ни сил. Он попытался заползти под стол, но Конан милосердно ударил его сапогом в висок, отправив в черное беспамятство.