Повести и рассказы разных лет

Конан Артур Дойль

Последний подвергался допросу: выражение его лица свидетельствовало об отчаянной попытке вспомнить что-то важное. Мое появление слуга воспринял с нескрываемой радостью - во всяком случае, на дверь он бросил такой взгляд, каким грабитель благодарит табличку с надписью "черный ход", за которой его ждет оживленная городская улица. Женщина поднялась, а я весьма бесцеремонно переступил порог.

Стучать я не стал вполне осознанно, и все же одной только решимости оказалось мало, чтобы подавить ощущение вдруг возникшей неловкости. Смущение мое лишь возросло после того, как я взглянул на хозяйку внимательнее.

Вместо дородной дамы свойских манер с цветущей физиономией передо мной предстала женщина, которая в любом обществе была вправе рассчитывать на самое уважительное отношение. Спокойствие и решительность, чувство собственного достоинства, светившееся в каждой черте ее смугловатого лица, производили достаточно сильное впечатление. Мое умышленно невежливое вторжение вряд ли могло теперь быть оправдано смягчающими обстоятельствами: присутствие в комнате такой женщины делало мою фамильярность совершенно неприличной.

– Вынужден принести вам свои самые искренние извинения, - начал я как нельзя серьезнее.
– Единственное готовое у меня на сей момент объяснение столь бесцеремонному вторжению состоит в следующем: услышав голоса, я захотел с кем-нибудь пообщаться.

– Ничего страшного, сэр, - несколько удивленно проговорила миссис Ферн.
– Я готова поговорить с вами, если это действительно необходимо. Саймон, можешь идти.

Женщина говорила с шотландским акцентом. Возможно, именно происхождение и объясняло отчасти некоторые особенности ее поведения. Саймон - он же Вертлявый - воспользовался разрешением с необычайной живостью, причем от восторга рискнул даже мне подмигнуть.

– Вам, наверное, одиноко, сэр?
– спросила миссис Ферн с улыбкой, очень украсившей ее тонкие, четко очерченные губы.

– Жутко! Думаю, вы как никто другой можете это понять.

– Ага, уловили акцент? Но я не из Шотландии, хотя отец мой действительно приехал с Севера. Ужасно суеверный был человек и любил пугать меня сказками о феях, домовых и прочей нечисти, обитающей среди холодных горных вершин.

– Место, где вы поселились, вполне подходит для того, чтобы продолжить общение с миром духов, - заметил я.
– Не сомневаюсь, что дом кишит привидениями. Вы чем-то взволнованы?

– Ничуть, - отвечала миссис Ферн с веселым смехом.
– Да и вы, сэр, страхи свои явно преувеличиваете. Просто воображение у вас слишком развито, что для мужчин, вообще-то, нехарактерно.

– А вы, я вижу, увлекаетесь фотографией, - заметил я с улыбкой. Подтверждение тому я нашел и в гостиной.

– Что вы, сэр, это все муж. Терпеть не могу всякий хлам и обожаю, когда перед глазами - сплошь полированное красное дерево - если, конечно, таковое в комнате вообще имеется. Но мой муж обожает мусор, и с фотографиями своими не расстанется, наверное, ради даже самых расчудесных шедевров живописи.

– Ничего не поделаешь - любимое увлечение.

– Не совсем так, сэр. Это скорее... нежное сердце. Он разве не успел еще рассказать вам, что сердце - его слабое место? Ну, так это чистая правда, хотя, насколько я могу судить, характеризуя себя таким образом, люди далеко не всегда оказываются правы. Вещи очень быстро приобретают для него ценность в силу всего лишь каких-то ассоциаций, так что любую безделушку

он готов хранить по той лишь причине, что она была с ним и прежде. Я-то мелочь всякую терпеть не могу. Но муж потакает моим слабостям, а значит, и я должна быть к нему снисходительна.

– Не знаю, миссис Ферн, вправе ли я - пусть даже ради того, чтобы выделить вас как приятное исключение, - критиковать представительниц вашего пола, но во всем, что касается понятий "дать" и "взять", женщины, как правило, не отличаются особой душевной щедростью.

– Вы женаты, сэр?
– хозяйка взглянула на меня так спокойно и вместе с тем проницательно, что вопрос этот не показался мне неуместным.

– Ну нет, - рассмеялся я.
– Могу похвастаться полным отсутствием каких бы то ни было увлечений - не считая, разве что, слабости к сигарам. Можете вы в такое поверить?

– Нет, не могу, - тихо, но твердо ответила она, не выказав при этом ни малейшего любопытства. После чего вернулась к прежней теме.
– Видите ли, сэр, лишь человек, познавший тонкости супружеской жизни, вправе судить о том, что готова отдать женщина и сколько может она претерпеть так, что страданий ее никто не заметит. Простите меня, сэр, но вряд ли вы можете считать себя судьей в этом вопросе.

– Спасибо, что поставили меня на место, - ответил я.
– Признаю за вами авторитет во всем, что касается брака. Но я, наверное, вас задерживаю - не говоря уж о том, что заставляю стоять? Ваш муж обещал провести меня по дому после ужина - показать кое-какие комнаты.

– Он будет здесь через минуту, - сказала миссис Ферн.
– Не хотите ли присесть, сэр? Саймон, где Джордж?

Последние слова были адресованы Вертлявому, вернувшемуся в комнату с лопаткой угля. Не успел я удивиться тому, что столь почтенная дама, обращаясь к слуге, называет мужа по имени, как она со смехом обернулась ко мне:

– Ну, разумеется, я имею в виду не мужа, а конюха!

Я машинально кивнул и в очередной раз поразился проницательности этой женщины: конспиративная часть моего визита явно находилась под угрозой. Вспомнив о первоначальной его цели, я ощутил неловкость.

Вертлявый стоял неподвижно, разинув рот, с лопаткой в руке. Хозяйка не стала гневаться, а просто спросила решительно:

– Ты что, Саймон, окончательно рехнулся?

Воспоминание о детской песенке, герой которой отказал в угощении Саймону, пожалевшему пенни, заставило меня рассмеяться, и это не осталось незамеченным.

– Пожалуйста, извините, - пробормотал я.
– Всего лишь очередной фотографический отпечаток прошлого.

– Я вижу, у вас хорошая память, - улыбнулась она.
– Итак, Саймон, где Джордж?

Вертлявый задрожал всем телом; после недавней своей встречи с конюхом я мог догадаться о причине его волнений.

– Ну же, Саймон!
– резко повторила хозяйка.

– Он вышел, - выпалил несчастный слуга и затрясся так, что угольки из лопатки посыпались во все стороны.

– Эй, парень!
– Миссис Ферн ухватилась за рукоятку, прекратив этот угольный град.
– Ты в своем уме?

Швырнув угли в огонь, она ужаснула Вертлявого следующим вопросом:

– Зачем вышел Джордж? Он под таким ливнем и потонуть может.