Повести и рассказы
Шрифт:
— Да ну?
— А разве не так?
— Пожалуй, — вздохнула Алиса. — Тише, ты разбудишь Полли. Малышка наконец уснула.
— Ничто теперь не разбудит Полли — ни сейчас, ни в ближайшие десять часов. Сама знаешь. Я хочу знать, что ты имела в виду, говоря: «пожалуй».
— Она спасла мне жизнь. Возможно, и я спасла ей жизнь. Или — ты спас нас всех. Мне это безразлично.
— Потому что ты её ненавидишь.
— Ох, Джонни, ты до сих пор не можешь успокоиться?
— Я пытаюсь.
— Ее больше нет, Джонни. Вот и все. Ее больше нет. Их всех больше нет. А у нас есть Полли — ничего другое меня не волнует.
— Боюсь,
— Мы не убивали этих людей, Джонни. Заруби это себе на носу.
— И это все?
— Ох, Джонни, — устало произнесла Алиса. — Чего ты от меня добиваешься — чтобы я их оплакивала? Я и так уже пролила сегодня достаточно слез. Я хочу теперь только одного — чтобы этот ужасный день наконец закончился. Это — мое единственное желание.
— А что мы скажем в полиции?
Ее голос показался мне резким и отчужденным.
— И давно ты решил, что нужно обратиться в полицию, Джонни?
— Я как раз сейчас об этом думал, — признался я.
— Значит — перестань об этом думать!
— Ты считаешь, что мы не должны идти в полицию?
— Да, Джонни. Знаешь, когда нам и в самом деле следовало так поступить? Вчера — прежде, чем начался этот кошмар. Если бы у тебя хватило ума и храбрости, ты бы пошел в полицию и рассказал про все, что случилось в подземке — вот тогда ничего этого с нами бы не произошло. Теперь же, по твоим словам, в Мидоусе плавают три трупа — и что? Одного из этих людей убила твоя подружка Ленни, которой уже и след простыл. Нам уже никогда не удастся доказать, что все случилось именно так, как мы рассказали, и, если ты думаешь, что я готова всю оставшуюся жизнь провести под ярлыком убийцы, то ты глубоко заблуждаешься, Джонни. Ты так же заблуждаешься, если считаешь, что я позволю арестовать и судить моего мужа, привлекать в качестве свидетеля мою дочь и без конца копошиться в этой грязи — бр-рр! Нет! Ни в какую полицию мы не идем! Мы ведем себя так, как будто ничего не случилось, и пусть все идет своим чередом. Ты меня понял?
— Ленни — не убийца, — упрямо возразил я.
— Ах, вот как? Я её оклеветала — да, Джонни?
— Монтес получил по заслугам.
— Кто ты, по-твоему, такой, Джон Кэмбер, что берешься судить — кто достоин жить, а кто — умереть? Как ты смеешь говорить мне, что Монтес получил по заслугам? Представляешь, каково бы нам жилось, если бы каждый из нас получал по заслугам?
— Бога ради, прекрати! — взревел я. — Не я ведь все это подстроил. Я ведь даже не подозревал, что у неё есть оружие. А ты — знала! Ты увидела, как Ленни достала его из сумочки, и тут же начала поносить Монтеса на чем свет стоит, чтобы он потерял голову от злости, а Ленни могла спокойно пристрелить его.
— К чему ты клонишь, Джонни? — тихо спросила Алиса. — Ты хочешь сказать, что Монтеса убила я?
— Я этого не говорил.
— А почему? Разве это не правда? Он ведь сказал, что убьет мою дочку. Я не умею долго злиться и ненавидеть, Джонни — ты отлично это знаешь, но я, не задумываясь, убила бы любого, кто пригрозил бы убить мою дочь — в том числе и твою паскудную девственницу Ленни, на которой пробы ставить негде.
Я не ответил. Говорить нам больше было не о чем.
Последняя оставшаяся у меня сигарета была выпачкана — то ли грязью, то ли кровью, — и, когда я предложил её Алисе, моя жена с негодованием отказалась. Тогда
Может быть, и в голове Алисы сложилось такое обобщенное понятие о мужчинах-американцах? Впрочем, я дал себе зарок, что отныне даже не буду пытаться гадать о том, что творится в голове Алисы.
Когда мы приближались к лодочной станции, я разглядел на причале темное пятно, посередине которого мерцал огонек. Пятном оказался Маллиген, а огоньком — сигара, которой он попыхивал. Мне даже невозможно передать вам, с каким нескрываемым облегчением он нас встретил. Привязал лодку и помог нам выбраться на пристань. Алиса передала ему спящую Полли, которая даже не проснулась. Забегая вперед, скажу, что Полли беспробудно проспала до одиннадцати утра.
Маллиген с нежностью прижал к себе спящую девочку, вгляделся в её безмятежное личико, а потом вернул её Алисе со словами:
— Очень славная у вас малышка, миссис Кэмбер. Она стоит того, чтобы спуститься за ней в ад.
— Мы и в самом деле побывали в аду, — вздохнула Алиса, горько усмехаясь.
— А я так нервничал, Кэмбер, что даже не стал ложиться спать, — признался Маллиген. — Я ведь — мелкая сошка, и потеря лодки с таким мотором подкосила бы меня. Так что я безмерно счастлив получить её обратно.
Тут и я вскарабкался на причал и у Маллигена отвалилась челюсть.
— В чем это ты, черт побери, так извозился?
— В крови, — просто ответил я.
— Господи, ты так истек кровью?
— Это не моя кровь, мистер Маллиген.
— Это верно — в противном случае, ты навряд ли смог бы передвигаться без посторонней помощи. Ну, пошли в дом — внутри нас ждет горячий кофейник. Там все и расскажете.
Мы зашли в его лачугу. Маллиген разложил на письменном столе надувные подушки, соорудив из них постель для Полли, которая спала без задних ног. Затем разлил по чашкам горячий и крепкий черный кофе, на который мы с Алисой с благодарностью накинулись.
— Да, Кэмбер, — произнес Маллиген. — Выглядишь ты, как мясник с бойни. С ног до головы в крови, волосы все слиплись и торчат. Настоящий берсерк после сечи. В какой мясорубке ты побывал?
— Я получил назад своего ребенка, — сказал я, тщательно взвешивая слова.
— Да, это я уже понял. Так что, расскажешь мне, что там случилось?
— Если мы вам это расскажем, мистер Маллиген, — то наша судьба окажется в ваших руках, — сказала Алиса.
Маллиген вытянул перед собой здоровенные заскорузлые ручищи с распухшими в суставах искривленными пальцами и синеватыми прожилками навек въевшегося масла.
— Не руки, а страх Божий, — вздохнул он. — Костяшки ещё в молодости расколотил, на ринге. Я ведь семь лет провел в профессионалах. Особых высот не достиг, но физиономии многих тяжеловесов до сих пор носят мои отметины. Ладно, чего сейчас вспоминать? А клоню я к тому, что руки мои хотя и безобразные, но честные. А дальше — вам решать.
— Хорошие у вас руки, — кивнула Алиса.
— Только, вот что, миссис Кэмбер. Если вы собираетесь обращаться к фараонам, то мне лучше ничего не рассказывайте. Ясно?