Повести и рассказы
Шрифт:
– Ты говорил ей, куда идёшь? – Пеликан явно нервничал.
– Что я, псих? – обиделся Игорь. – Не из детского сада.
Сказанул и осёкся: какой тут, к дьяволу, детский сад? О них пока не слыхивали в России…
Но Пеликан на промашку внимания не обратил, а может, воспринял словосочетание буквально: сад, где гуляют дети. С боннами. Городской парк, к примеру…
Пеликан встал и заходил по комнате. Она была ему тесна, как тюремная камера: три шага в одну сторону, три в другую. Дядя Матвей по-прежнему сидел молча и, не
Игорь терпеливо ждал, пока Пеликан отмерит задуманное количество шагов и что-нибудь скажет. Наконец Пеликан остановился, взялся ручищами за гнутую спинку стула, Игорь даже испугался: не сломал бы…
– Вот что, парень. Я чего опасаюсь? Можно ли тебе доверять?
Другой бы стал убеждать Пеликана в своей верности, клялся бы и божился, а Игорь лишь плечами пожал.
– Твоё дело. Я тебя понимаю: чужая душа – потёмки.
– Не в том суть, – покривился Пеликан. – При чём здесь душа. Парень ты надёжный, да больно дорога далека…
– Куда дорога?
Дядя Матвей разлепил губы – а Игорь думал, что они у него навеки склеились, – и вставил своё:
– Не путай малого, Гриня, дуй по порядку…
А Пеликан словно и ждал этих слов. Сразу успокоился, опять умостился на стуле и начал «дуть по порядку».
– Про взрыв и пожар в казармах слыхал?
– Весь город взбудоражен…
– Какие-то умные люди постарались. – Пеликан подмигнул Игорю, полагая: тот поймёт, что к чему, кого он в виду имеет. Может, просто так подмигнул, от хорошего настроения, а Игорь напридумал себе невесть чего. – Так из-за этих громких дел, – продолжал Пеликан, – мне из города трудненько будет выбраться…
Игорь усмехнулся. Он знал то, что не было известно Пеликану.
– К Софье Демидовне из контрразведки приходили, про тебя спрашивали…
Дядя Матвей быстро глянул на Пеликана.
– Я упреждал, не ходи сюда…
– А не пришёл бы – ни хрена б не было! – рявкнул Пеликан.
Но дядя Матвей на рявканье внимания не обратил, сказал спокойно:
– Зря гоношишься. И без тебя справились бы…
И опять Игорь почувствовал, что он здесь лишний, что разговор идёт о чём-то своём, тайном, может быть, даже о взрыве в казармах. И посвящать Игоря в суть этого разговора никто не собирается.
– Не ходил бы, сам пошёл бы… – непонятно сказал дядя Матвей. А Пеликан немедленно отпарировал:
– Другой сходит, ехали бояре. Вон он… – И на Игоря кивнул.
– Идти далёко, – кротко заметил дядя Матвей. – А тебе сидеть и сидеть…
Игорь наконец не выдержал полного неведения – слушал дурак дураком, ушами хлопал, – взмолился:
– Может, объясните, о чём речь?
– Объясни человеку, Гриня, – строго сказал дядя Матвей. – Он мне нравится. Серьёзный.
Вот и дождались! Игорь усмехнулся про себя, Большое дело: нас серьёзными назвали…
– Плохих не держим, – заносчиво подтвердил Пеликан и бухнул, не раздумывая, без подготовки: –
Странное дело: Игорь совсем не думал сейчас об опасности. Более того, ни разу не вспомнил ни о тёмном дворе на Кутузовском проспекте, ни о вежливых мальчиках, ни об их угрозах, ни о своих – неподдельных! – страхах. Чужая память делала его смелым и решительным, а своя ни о чём неприятном не напоминала. Услужливой была.
– Хорошо, – сказал он. – Куда идти?
Пеликан перегнулся через стол, почти лёг на него. Зашептал. Правда, шёпот у него – в соседней комнате слышно.
– В сотне километров на северо-запад – по вашей с профессором дороге, крюка давать не придётся-должна стоять сейчас двадцать вторая кавдивизия. Командиром у них Иван Фёдорович Сокол, человек геройский. А начразведки – Семён Дворников. Запомни их фамилии. Придёшь к Семёну, доложишь обо мне так: сидит Пеликан в подполе, пряники жуёт. И передашь пакет.
– А поверят?
– Поверят. Только так и скажи, слово в слово: сидит Пеликан в подполе, пряники жуёт. Запомнил?
– Запомнил. Дело нехитрое.
– Запомнить – тут и впрямь хитрость не нужна. А вот дойти…
– А что дойти? Шли до сих пор…
– То до сих пор.
– Или изменилось что?
– Может, и изменилось.
И тут молчаливый дядя Матвей выговорил не без суровости:
– Серьёзное дело тебе поручаем, парень. Сам видишь, каково в городе. Пеликана ищут. Моя рожа примелькалась, не сегодня-завтра сцапают. Половина наших по дворам ховается, носа не высовывает. Люто у нас, ох, люто! Дойди, парень, туда, дойди, очень надо.
Игорь встал.
– Давайте пакет.
Дядя Матвей вышел в другую комнату и через минуту принёс небольшой, чуть крупнее современного почтового конверта, пакет, крестом перевязанный суровой ниткой, запечатанный сургучной печатью.
– Ежели что – съешь! – грозно сказал Пеликан, и непонятно было: то ли он всерьёз, то ли шутит. Во всяком случае, Игорь тут же вспомнил виденный по телевизору фильм, где герой ел пакет с сургучной печатью, а потом долго мучился коликами в желудке. Весело! Однако ничего не попишешь, придётся есть, коли что случится…
Игорь взял пакет, на котором ничего не было написано, – просто чистая обёрточная бумага да коричневая клякса сургуча – и сунул его за пазуху.
– Дойду.
И в это время за окном раздался пронзительный свист. Пеликан замер, повернув голову к окну. А дядя Матвей спокойно, даже, показалось, лениво произнёс:
– Тикаем. За мной, хлопцы.
15
Из соседней комнаты низкая, в половину человеческого роста, дверь вела на чёрную лестницу. Дядя Матвей чуть задержался, пропуская Пеликана и Игоря, и уже было слышно, как кто-то ломился в парадную дверь, грохотал железом по железу.