Повести и рассказы
Шрифт:
– Мы опять выскочили из нашего мира,
– Согласен. Куда выскочили?
Он пожал плечами:
– В очередной «мешок».
– Предположим. Но тебе не кажется, что «мешок» на этот раз искусственного происхождения?
– Кажется. Только зачем он нужен?
– Разумный вопрос. Давай-ка ответим на него, а потом подумаем о том, как тоннель связан с пропавшими машинами.
– Думаете, связан?
– Конечно.
Тут Люда подала голос:
– Меня не оставляет ощущение, что «тип в майке» пошутил с вами. Устроил вам прогулку по четвертому измерению.
– Основания? — Я был
– Очевидная бессмысленность путешествия!
– Тогда цель шутки?
– У шутки может не быть цели, на то она и шутка. Но, если хотите: чтобы вы, наконец, прекратили лезть в чужие дела.
Люда была невежлива, но справедлива. Мы, конечно, мешали кому-то и нам сунули «конфетку»: полакомьтесь, ребятки. Но «конфетка» эта казалась мне вынутой из той же коробки, что и случай с машинами. Логика такова: вы хотите узнать, как это делается? Пожалуйста, погуляйте по тоннелю. Вот так и машины пропадали, понятно?
– Не очень понятно… Как же все-таки пропадали?
Я поделился сомнениями с ребятами. Люда в ответ только плечами пожала:
– Вас принцип интересует? Да разве в нем дело? Главное — цель опыта. А она-то мне неясна.
– А принцип ясен? — Тут даже Ганя не выдержал.
– Ясен. — Люда оставалась невозмутимой. — Например, треугольник Пенроузов.
Сумасшедший Ганя вскочил с кресла, обнял Люду, чмокнул в щеку, заорал радостно:
– Ну, Людка! Ну, молодец! Это же гениально просто, а я, дурак, не допер…
Я тоже «не допер» и тоже почувствовал себя дураком.
– Ладно, гении, сдаюсь. Объясните непосвященному вашу абракадабру.
Видно, потому, что догадка пришла не к нему, а к Люде, Ганя не стал выламываться, по своему обыкновению, и объяснил:
– Это одна из так называемых «невозможных фигур». Представьте себе модель нашего тоннеля: два перпендикулярных бруска в одной плоскости. Третий брусок перпендикулярен второму и образует с ним другую плоскость, тоже перпендикулярную первой. Если посмотреть на эту фигуру в определенном ракурсе, то наш глаз соединит в одной точке два свободных бруска. Получится треугольник, вернее, проекция на плоскость треугольника, составленного из прямоугольных брусков.-Тут Ганя вооружился карандашом и нарисовал «невозможную фигуру». Вот эту, я сохранил рисунок.
Потом перевернул листок бумаги и начертил мне еще одну картинку. Вот эту.
– А вот так она выглядит на самом деле. — Ганя полюбовался на рисунки. — Здорово, а?
– Здорово, — согласился я. — Очень впечатляет. Но какое отношение все это имеет к нам?
Ганя хотел было ответить, но вмешалась Люда.
– Я считала, что вы соображаете быстрее, — презрительно сказала она, и я молча проглотил явное оскорбление: мне хотелось узнать, что они придумали. — Ваш тоннель — трехмерная модель четырехмерной фигуры, с помощью которой машины перемещались в пространстве.
Я, конечно, был глуповат, а она умна, образованна, пытлива, изобретательна и еще миллион определений из толкового словаря. Я был глуповат и нахален. Я честно признался:
– Ничего не понял. Как мы попали на десятый этаж?
Ганя тяжело вздохнул и сказал Люде:
– Дай я ему объясню. Может, поймет… Мы прошли по трем коридорам, эквивалентным трем
– А почему мы не почувствовали подъема?
Ганя решил быть таким же терпеливым, как Макаренко, Корчак и Сухомлинский, вместе взятые.
– Потому что в четвертом измерении, где мнимое касание становится действительным, все стороны треугольника лежат в одной горизонтальной плоскости.
Принцип треугольника и нашего путешествия я, кажется, понял. Оставалось неясным еще одно:
– А при чем здесь машины?
– При том, что они путешествовали по такому же «тоннелю-треугольнику».
– Куда путешествовали?
– Откуда я знаю? — огрызнулся Ганя, а девушка Люда сказала мягко:
– Вот это я и назвала целью опыта. Как видите, мы не знаем ее.
У меня, непонятливого, кажется, созревала догадка.
– Скажите мне, — начал я, — чем этот ваш треугольник прогрессивнее лифта? По-моему, на лифте удобнее…
– А вот прогрессивнее! — уперся Ганя. — Четвертая координата может быть сколько угодно малой, остальные три от этого не изменятся. Значит, по одному и тому же — по размеру, конечно! — «треугольнику» мы попадаем из ворот на десятый этаж и, скажем, из Москвы в Гонолулу. В Гонолулу, — повторил он, будто прислушиваясь к звонкому названию, и вдруг хлопнул в ладоши, совсем как «тип в майке»: — Дураки мы, Людка! Вот же она, цель опыта! — Он восторженно заходил по комнате, натыкаясь на кресла. — Мгновенное перемещение в пространстве! Земля — Марс за минуту! Проводите уикенд только на Гавайях! Каково, а?
Перспектива и впрямь была радужной. Даже Люда милостиво заметила:
– А ты ничего, соображаешь…
– Еще бы! — Но вдруг радость его поубавилась, он сказал озабоченно: — Да, а машины… Куда машины девались?
– Никуда не девались, — предположил я. — Стоят себе в гаражах, а владельцы их дух переводят. Опыт-то кончился…
И тут у входной двери забулькал звонок.
Я первый раз видел Ганю таким растерянным. Он смотрел на нас с испугом, с недоумением, с ужасом, если хотите, а сзади – в дверях — улыбался нам лейтенант милиции, в светло-серой летней форменке, в руках черный чемоданчик-атташе. А час назад он ходил по двору в синей майке и небрежно совершал нуль-транспортировку от доминошного столика до ворот на Лесную.
Честно говоря, я подумал так и тут же отбросил вздорную мысль: не может быть такого, не верю! Это обыкновенный оперативник из МУРа, а тот «тип» давно убрался в свой мир по треугольнику Пенроузов. А то, что похожи они, так разве ж нет на белом свете похожих людей? Еще как есть. Даже двойники попадаются.
А лейтенант отодвинул Ганю, прошел 6 комнату, поставил на стол чемодан»
– Здравствуйте, товарищи, — сказал он, и голос его совсем не походил на загадочный телефонный баритон. — Я Королев, из МУРа. — Он отстегнул пуговицу на кармашке и протянул мне удостоверение. В удостоверении было сказано, что Королев Сергеи Николаевич является следователем Московского уголовного розыска. — Я по поводу машин. К вам, — он кивнул Гане и Люде. — Тут вот какая штука; нашлись машины.