Повести и рассказы
Шрифт:
Сильный толчок заставил его спрыгнуть с топчана. Босые ноги обожгло мокрым холодом. Он поднял ногу — она была по щиколотку облита красной глиной.
— Настя! — застонал он, бросаясь к окну. Разодрал газетный лист и сразу же увидел дождливое, серое утро и красную, шлепающую быстрину под окном — уже с этой, с высокой стороны.
На секунду ему показалось, что изба, как паром, несется навстречу красным струям и воронкам.
— Настя! Ребята! — Снарский подбежал к нарам, потянул Савельева за босую ногу.
Алексей, шумно вздохнув, повернулся
Изба перестала скрипеть. Снарскому показалось, что он плывет. Потом избу опять легко толкнуло, лампа упала со стола, и наступили сумерки, стены затряслись скрипя. Снарский схватил за ноги Ваську Ивантеева и стащил с нар. Парень сразу проснулся, как только босые ноги его коснулись холодной лужи на полу. Он подбежал к окну.
— Настя! — крикнул Снарский, стаскивая с нар второго взрывника — соседа Алеши — и оглянулся. Он увидел жену в полумраке. Она уже была в платье и сапогах, дергала за ноги Гришуку.
Прокопий Фомич почувствовал — изба плавно повернулась на месте, ткнулась углом в камень. Васька Ивантеев с треском выломал раму, пролез в окно и прыгнул на темный берег.
— Прыгай, ребята, здесь близко! — донесся его голос.
— Вылезай на берег, не путайся здесь! — закричал Снарский на Настю. Она молча выпрямилась перед ним. Снарский не увидел — почувствовал ее слезы. — Вы-ле-зай! — приказал он ей. Он умел быть твердым в трудные минуты.
И Настя послушно полезла в окно. С берега ей подали руку. В этот момент изба опять двинулась — вдоль каменистого берега. Проползла немного и остановилась. Один за другим четыре взрывника вылезли через окно и исчезли в сумерках.
— Скорей, ребята — крикнул кто-то с берега. — С крыши прыгай!
Снарский отчаянно тормошил Алешу. Бригадир, не просыпаясь, отталкивал его вялыми, тяжелыми руками, уползал от него в глубь нар.
— Скорей, скорей! — закричали с берега.
С верхней полки спрыгнул Гришука.
— Ты что, дядя Прокоп? — и сразу бросился к окну, — Ребята где?
— Ребята там. Давай в окно. Вот этого с собой прихвати, — он стащил с верхней полки сонного Мусакеева, подтолкнул его к Гришуке.
— Прыгайте, прыгайте! — закричали за окном.
Снарский стащил с нижней полки двух взрывников. Последние. Нет, не последние — еще Алеша! Он поймал Алексея за обе ноги, стащил его, спящего, на пол. Алеша так и пошел вперед — с закрытыми глазами, ступая по холодной луже, ловя плечо Снарского тяжелой большой рукой.
— На крышу, на крышу полезай! — Снарский подсадил его.
Босые, залитые красной грязью ноги мелькнули в воздухе. Снарский быстро пролез в окно, нащупал над собой круглую жердь, подтянулся. И, словно под его тяжестью, изба вдруг накренилась и, плавно скользнув, треща, ухнула вниз, села углом в красный водоворот. Берег медленно стал удаляться — в сторону, назад, в дождевой прозрачный туман. Снарский успел только увидеть Настю — она вырывалась из рук Алексея и Гришуки. Все трое боролись, стоя по колено в красном потоке.
— Дядя Проко-оп! — крикнул кто-то с берега.
Он
Не замечая нарастающей скорости потока, Снарский сидел на подоконнике, свесив босые ноги.
— Дядя Прокоп, — сказал он вслух и покачал головой.
Все-таки был у них дядя Прокоп! Хоть и сердитый, а любили. Нет, лучше так умереть — сразу для всех. И остаться для них дядей Прокопом — навсегда! Алешка, Гришука — они запомнят. «Пенсия», — подумал он и, кашлянув, вызывающе, густо засмеялся.
— Настя, прощай! — закричал он вдруг со слезами. — Настя!
С ходу изба ударилась углом о подводный выступ. Снарский не заметил этого. Изба остановилась, виляя из стороны в сторону под быстрым течением. Мимо избы, весь в воронках, в бороздах, летел поток красного ила, нес желтые и черные глыбы земли, все дальше и дальше, — туда, где на самом краю обрыва стояли гранитные пальцы, разбивая поток на несколько последних стремительных рукавов. Сиарский вымок. По его черной косоворотке, по брюкам струилась вода. Но он не чувствовал и не видел ничего.
Опять раздался треск, изба осела. Два бревна вывернулись из-под сруба и понеслись вниз. Каменный палец разделил их — одно бревно полетело в левый рукав, другое — в правый. Но Снарский не видел этого.
— Эх ты, — шевельнул он губами. — Не вовремя.
Мимо избы проплыла новенькая шпала. Снарский не заметил и ее. Вторая шпала пронеслась по ту сторону избы. Должно быть, ее пустили выше по течению. Кто-то прицеливался шпалами в избу. Третья шпала приплыла сверху, нырнула под сруб, стала на дыбы. Еще и еще две шпалы ударились в сруб. И их Снарский не заметил.
Но он очнулся, когда услышал сзади себя в красной быстрине нарастающий крик Алексея:
— Дядя Прокоп! Скорей дай руку!
Лицо Снарского мгновенно изменилось, словно похудело. Он свесился из окна. Новенькая шпала, обвязанная толстой веревкой, ударилась в сруб и перевернулась. Вслед за шпалой красная волна прибила к срубу залитого грязью человека. Сиарский поймал локоть Савельева и — откуда сила взялась? — одной своей трехпалой рукой втащил в окно рослого взрывника, облитого красной глиной с ног до головы. Грудь его была обвязана веревкой, свитой из бикфордова шнура. Конец веревки плясал в потоке длинной восьмеркой.
— Быстро! — скомандовал Алексей. — Пролезай! — и, сняв с себя, надел на Снарского и туго затянул веревочную петлю. — Свяжемся с тобой веревочкой, чтобы ты от меня никуда не уплыл.
Твердые пальцы его сжали плечо Прокопия Фомича, повернули его, и он увидел гранитный палец посреди потока, над обрывом. Рассекая поток, высокий истресканный камень словно несся им навстречу, как нос корабля.
— Поплывем сейчас на этот камень. Только левее держи — несет здорово. А я заберу вправо — веревкой и зацепимся!