Повести и рассказы
Шрифт:
Папа делает операции почти каждый день. И может быть, каждый день кто-то смотрит на него так же, как я смотрел на того хирурга.
— Тебе когда-нибудь делали операцию? — спросил я у бабушки.
Оказалось, что ей за шестьдесят лет не сделали ни одной операции! Разве она могла как следует оценить папу?
— Добиваются же люди таких успехов, как Сережа Потапов! — причитала бабушка, уже натягивая пальто.
— Вот когда у тебя опять будет приступ мигрени, — сказал я, — вызывай не врача, а этого своего… виолончелиста!
Перед самым сном я чистил зубы в ванной комнате и вдруг услышал, как мама сказала папе:
— Это смешно… — Ей все еще, в отличие от папы, хотелось смеяться. — Ну несерьезно, честное слово. Это же было в пятом классе!
— Началось в пятом… — тихо сказал папа. И я почувствовал, что рука его снова полезла в карман за папиросами.
Я, как говорят, содрогнулся.
Значит, только началось в пятом классе? Интересно, а в каком кончилось? Хорошо, если в шестом. А если в седьмом или даже в девятом?
«Ведь папа учился с мамой в одном классе, — рассуждал я. — А школа для одаренных, как и сейчас, была через дорогу. И папа, значит, был свидетелем их любви. Как же он, бедный, переживал! А если он и сейчас страдает?»
Надо было что-то предпринять. Но что? Разве я мог с кем- нибудь посоветоваться?
К примеру, если бы я посоветовался с бабушкой, она бы сказала: «А сын моей соседки никогда не вмешивается в дела старших!»
Может быть, это и в самом деле было не мое дело? Может быть…
Через несколько дней, собираясь в школу, я услышал в программе передач, что Сергей Потапов будет выступать вечером по телевизору. К счастью, кроме меня, этого никто не услышал.
Вечером, за четверть часа до концерта лауреатов Всероссийского конкурса, я уселся делать уроки в той комнате, где стоит телевизор.
— Завтра контрольная! — сообщил я. И все стали передвигаться на цыпочках.
Еще через неделю я обнаружил, что Сергей Потапов собирается выступать по радио. За пятнадцать минут до его выступления я разложил тетради на кухне, где у нас стоит радиоприемник.
— Завтра снова контрольная! — сказал я. И приемник молчал весь вечер.
Но Сергей Потапов продолжал преследовать нашу семью!
Как-то, возвращаясь из кино, я увидел афишу с его портретом на том самом месте, где мама и папа каждое утро садились на трамвай. Сперва я хотел сорвать афишу и уничтожить ее. Подходил, примерялся, прилаживался… Но все-таки не сорвал.
Вернувшись домой, я стал убеждать своих родителей, что ездить на троллейбусе гораздо удобнее, чем на трамвае.
— Но троллейбусная остановка далеко, — возразил папа.
Ах, если б он знал!
— Я проведу вас проходными дворами, и вы увидите, как это близко. Совсем рядом! — сказал я.
— В проходных дворах всегда бывает темно и опасно, — вмешалась бабушка. Как будто она нарочно хотела столкнуть маму лицом к лицу с ее прошлым!
Утром я повел маму и папу проходными дворами.
— Вот
— Да, мы так мало видим тебя, что уже из-за одного этого стоит… — согласилась мама. — Что же ты раньше нам не сказал?
Вообще-то мне не хотелось, чтобы мои родители каждое утро прямо у всех на глазах провожали меня, шестиклассника, в школу. Но теперь я был готов абсолютно на все! И я уводил их от афиши с портретом…
Конечно, мама могла увидеть эту афишу и где-нибудь в другом месте. Но тут уж я ничего поделать не мог!
Еще через несколько дней я сообщил:
— Мы писали сочинение на тему «Кем быть?». И представьте себе, почти все ребята хотят стать врачами! Почти все… Не летчиками, не водолазами, не киноартистами, а только врачами! Учительница сказала, что в этом нет ничего удивительного. Самая благородная профессия в мире! Хотят лечить, исцелять, спасать. Это естественно!
— Да, конечно, — сказала мама.
А папа с бабушкой промолчали.
Как-то в воскресенье я привел к нам домой своего приятеля Ваську Паганини.
Паганини — это, конечно, прозвище. Васька играет на скрипке и учится в школе для одаренных.
— Ты любишь Святослава Рихтера? — спросил я у Васьки, когда вся наша семья была в сборе.
— Еще бы! — ответил Васька.
— А Давида Ойстраха?
— И его тоже!
— А Софроницкого?
— Тоже люблю. Но он умер…
— А Сергея Рахманинова?
— Кто же его не любит?
— А Сергея Потапова?
— Не знаю такого…
— Ни разу не слышал? Подумай как следует! Вспомни…
— Нет, о нем я не слышал. А почему ты интересуешься именно этим… как его фамилия? Почему? — удивлялся Васька так естественно, будто мы с ним не репетировали эту сцену в ванной комнате пятнадцать минут назад.
— Ну уж если Паганини его не знает! — воскликнул я и обвел взглядом всех членов нашей семьи.
Но мамино прошлое не сдавалось, не отступало!
Однажды по почте пришли сразу две открытки из нашей школы. Я вообще не люблю, когда моим родителям из школы присылают открытки. И как-то нечаянно прочитал… На этот раз речь шла не обо мне. Маму и папу приглашали на традиционный «объединенный» вечер выпускников сразу двух школ: нашей и музыкальной. Приглашали заранее, за неделю, и просили сообщить о вечере всем бывшим одноклассникам, о которых они что-нибудь знают.
Я сразу понял, что там будет присутствовать Сергей Потапов. «Вечер устраивают для того, чтобы доставить бывшим ученикам радость, — рассуждал я. — Но какую же радость испытает мой папа, если у мамы возникнут разные воспоминания? А они обязательно возникнут… хоть на минуту. И папа будет курить, не выходя в коридор…»