Повести и рассказы
Шрифт:
И ни одно дело не было доведено до конца, потому что ты не приучила ее к труду, к усилию.
Тамара осталась недоучкой, не получила никакой определенной специальности.
Целью твоей жизни было одевать Томочку соответственно ее красоте, чтобы она могла „вращаться“ и в конце концов найти себе „подходящего“ мужа.
Ради этой цели ты действительно шла на любые жертвы, отказывала себе во всем, требовала помощи от меня и Шурика.
Но надежды твои на Томкину красоту не оправдались. Не нашлось ни „большого начальника“,
Оказалось, что ты не до конца искалечила ее духовно. Она смогла понять, какое это счастье для женщины — заслужить любовь такого человека, как Иван. И она тоже полюбила его. Я уверена, что она и сейчас его любит, и, если бы не твое вмешательство, не твоя ненависть к Ивану, они счастливо прожили бы всю жизнь.
Ты делала все, чтобы отравить им отношения. Ты в присутствии Ивана говорила Томе: „С тебя картину писать или статую лепить… Ты своей цены не сознаешь… Тебе бог красоты полную меру отвалил, а умом да уменьем обделил…“ Это в том смысле, что Тамара себя „продешевила“, не сумела, на худой конец, „хоть инженеришку какого заарканить“.
Но тогда Томка не позволила тебе развести ее с мужем, хотя с каждым твоим приездом отношения их все ухудшались. После очередного скандала ты уезжала от них к Шурику или ко мне.
Было время, когда Наташа, бросив учебу, чтобы дать возможность Шурику закончить институт, была тебе „милей родных детей“. А теперь, когда Шурик стал инженером, а Наташа, замотавшись с детьми, осталась „простой лаборанткой“, она стала нехороша. И хозяйка она плохая, и мать никудышная, и „здоровьем гнилая“.
Ты могла бы оказать им огромную помощь, занялась бы детьми, дала бы Наташе возможность учиться, ведь она еще совсем молодая.
Но ты не можешь ни с кем жить мирно. Когда-то ты сама называла Шурика „теленком“ за его спокойный и добрый характер. А за два последних года, пока ты жила с ними, он превратился, как он сам говорит, в „истеричную бабу“. Он стал бояться приходить после работы домой, потому что ты своими оскорбительными выпадами против Наташи и детей редкий день не вызывала его на скандал и ссору.
Ты дважды переезжала от них ко мне, заявляя, что „у тебя больше нет сына, что с Шуриком все покончено“.
Ты могла у меня жить, пока я была „христовой невестой“, и никогда мы не жили с тобой душа в душу. Просто я старалась меньше бывать дома и не позволяла тебе заводить разговоров о Томке и Шурике.
Но вот появился Борис — самый дорогой для меня человек. Ты его возненавидела. Напомню тебе один факт. Борис привез меня с Аленкой из родильного. Ты все приготовила к встрече, украсила праздничный стол, хлопотала
Если бы не доброта Бориса и не его чувство юмора, поверь, я ни одного дня не вынесла бы твоего присутствия в своей семье.
Еще раз вернусь к Тамаре и Ивану Поликарповичу. Чем объяснить, что ты вдруг сорвалась и уехала к ним, хотя, уезжая от них два года тому назад, ты заявляла, что ноги твоей больше никогда не будет в их доме?
Ты узнала, что бывший Тамарин поклонник, теперь он уже не полковник, а генерал Сотников, овдовел. На днях я узнала, ты с ним виделась, не знаю — в качестве свахи или сводни.
Не знаю, о чем вы с ним договорились, но ты помчалась к Тамаре, ты сумела спровоцировать Ивана на скандал.
Через несколько дней я приеду. Я не верю, что Томка способна на подлость и предательство. И надеюсь, что ты не до конца убила в сердце Ивана его любовь к Тамаре.
Для тебя я сняла хорошую частную комнату. Ты будешь жить одна. Я и Шурик обязуемся выплачивать тебе по двадцать рублей в месяц. С твоей пенсией это составит приличную сумму. Ты будешь свободна, независима, может быть, наконец, это принесет тебе покой.
Ты сможешь в любое время приходить к нам, ты будешь дорогой гостьей, но никогда больше мы не позволим тебе отравлять жизнь нам и нашим близким. Зинаида».
Внизу, под подписью Зинаиды, Колмаков прочел коротенькую приписку, сделанную от руки химическим карандашом:
«Мама, письмо это я прочитал и, как коммунист, подтверждаю, что в письме этом нет ни одного неправильного или несправедливого слова. Согласен с Зиной, что тебе нужно жить отдельно и самостоятельно. И тогда все будет хорошо. Не обижайся. Александр».
Внуки
Вечер выдался словно по заказу. Родители на субботу и воскресенье уехали погостить в деревню. И бабушку забрали с собой. А Павлушка из пионерского похода вернулся без задних ног. Заглотал все, что нашел в кухне съедобного, и ушел спать в бабушкину комнату, уступив Жене свою раскладушку.
После знойного дня в опустевшей квартире было прохладно и тихо. Из дома никуда не манило. Тем более, что на предложение Алексея остаться ночевать Женя сразу же как-то очень охотно согласился.
Они никогда особенно не дружили. Слишком были разными для настоящей мужской дружбы. Но шесть лет они учились в одной школе, вместе держали труднейшие вступительные экзамены в институт, вместе ездили на практику и на уборку картошки в пригородный совхоз.
Помнить друг друга десятилетними пацанами, и расти, и взрослеть на глазах друг у друга — это тоже немало. И порой дороже случайной, скоропалительной дружбы.
После весенней сессии они не виделись, и сегодня Женькин визит был как нельзя кстати.