Повести и рассказы

Мильчаков Владимир Андреевич

Подхватив под руки связанного гестаповца, разведчики в сопровождении Греты Верк побежали навстречу машине. Едва лишь самолет остановился, как из открывшейся в борту дверцы выскочил невысокий плотный человек и бегом кинулся навстречу разведчикам.

— Коля, майор Лосев! Жив? — кричал он.

— Жив, жив, — растроганно бормотал Лосев, обнимая подполковника Черкасова. — Что мне сделается? Жив.

— Скорее в машину, друзья, — торопил подполковник, все еще обнимая и похлопывая майора то по плечу, то по спине,

словно желая убедиться, что перед ним действительно живой и невредимый Лосев. — Задерживаться нельзя ни на минуту. Все в сборе?

— Все… кроме… — начал Лосев.

— Знаем, — коротко ответил Черкасов. — Мы треть пути шли, пеленгуясь на его голос… До самой последней минуты… Герой!

Уже в воздухе Лосев познакомил Грету Верк с подполковником Черкасовым и капитаном Сенявиным.

Машина проходила над горящим Грюнманбургом. Все кинулись к окнам. Внизу полыхали и пламенели не только лес и трава. Горела сама земля. Два пункта — подземный город и лаборатория «А» представляли два огромных пылающих кратера. Пробитые сверху фугасными бомбами развороченные холмы зияли раскаленными пропастями, как жерла вулканов.

— Слушай, Сеня, — окликнул вдруг майор Лосев. — А ведь это не обычные фугаски. Это…

— А ты думал как? — рассмеялся подполковник. — Догадался все-таки! Да, да. Они самые. Новинка. Не пожалели для такого случая.

Пылающий Грюнманбург остался позади. Сосредоточенно думавшая о чем-то Грета вдруг осторожно спросила майора:

— Скажите, господин капитан, утром ваши самолеты еще будут здесь?

— Во-первых, не господин, а товарищ, во-вторых не капитан, а майор и даже не Зигфрид Бунке, а Лосев Николай Михайлович, — рассмеялся тот. — А насчет наших самолетов я вам сообщить ничего не могу.

— Но к рассвету они улетят отсюда? — еще более встревожилась Грета.

— К рассвету, безусловно, улетят, — успокоил девушку Лосев. — А зачем вам это надо?

— Видите ли… товарищ майор, — запнулась на непривычном обращении Грета, — сердце нашей лаборатории находится так глубоко под землей, что его могут не разрушить даже ваши бомбы.

— Ну, что же?

— Тогда около четырех часов утра произойдет еще один взрыв. Не нужно, чтобы ваши самолеты в это время были над Грюнманбургом.

— Около четырех часов? — переспросил майор Лосев. — Ну, к этому времени наши машины будут уже у своих аэродромов.

— Тогда все очень хорошо, — облегченно улыбнулась девушка.

Такую оптимистическую оценку из всех находившихся в самолете людей не разделял только майор Попель. О нем в первый момент все забыли. Скрученный по рукам и ногам, он лежал на полу в самом хвосте самолета.

Первым вспомнил о пленнике подполковник Черкасов.

— Коля, — спросил он Лосева. — А это у тебя что за пассажир?

— Видный чиновник гестапо. Приехал из Берлина, видимо, специально для того, чтобы

пригласить нас в гестаповские подвалы, — рассмеялся майор. — Да не сумел. Не оправдал оказанного ему высшим начальством доверия.

Хотя разговор шел на русском языке, гестаповец, услышав нелестную характеристику своих способностей, сердито передернул плечами.

Черкасов заметил это.

— Вы понимаете по-русски? — спросил он гестаповца.

Попель, секунду поколебавшись, утвердительно кивнул головой.

На первые вопросы подполковника Черкасова гестаповец отвечал уклончиво.

— Что вы крутите! — недовольно поморщился подполковник. — Ведь все равно вы у нас заговорите.

— А скажите, господин подполковник, — ответил вопросом на вопрос Попель. — Если я буду говорить обо всем откровенно, меня не расстреляют?

— Мы пленных не расстреливаем, — рассердился подполковник. — Если вы служили в захваченных Германией странах и были жестоки с местным населением, тогда вас будет судить суд той страны, в которой вы творили свои зверства.

— Клянусь вам, господин подполковник, нигде, кроме фатерлянда, я не служил.

— Так чего же вы жметесь, как барышня? — вспылил Черкасов.

Разведчики и Грета с любопытством прислушивались к разговору. После короткого раздумья Попель ответил:

— Не будем спешить, господин подполковник. Господин майор подтвердит, что я держался корректно и сдался сам.

— Ну, вот, то-то, — улыбнулся Черкасов. — Сейчас скажите только одно: как вы узнали о том, что русские разведчики появились в вашем тылу? В чем мы допустили промах?

— Промахи кое-какие были… Но дело не в них. Все началось с этой радиограммы из Грюнманбурга. Мы не могли ее расшифровать, а радист Макс Бехер умер, не сказав ни слова.

Подполковник даже подпрыгнул на месте и ударил себя ладонью по лбу.

— Что это со мной творится? — воскликнул он. — Совсем забыл. Ведь я подготовил вам сюрприз. Просил самого генерала, и по его ходатайству все устроилось. Подождите, я сейчас, — и подполковник почти бегом направился в кабину управления. Через короткое время он вышел в сопровождении высокого худощавого старшины. Чуть гортанным голосом, мягко, по-восточному произнося слова, старшина отрекомендовался:

— Радист самолета, гвардии старшина Тохтасын Вахабов.

Черкасов с веселым лукавством глядел на разведчиков, ожидая возгласов удивления. Но разведчики невозмутимо поздоровались со старшиной, ничем не выразив ни удивления, ни восторга. Подполковник явно был разочарован.

— Коля, — укоризненно взглянул он на майора Лосева. — Ты, по-моему, не расслышал. Это Тохтасын Вахабов. Он узбек.

Лосев недоумевающе взглянул на подполковника. «Какое отношение имеет к вам этот старшина? Ты что-то путаешь, дружище», — прочел Черкасов во взоре майора.