Повести и рассказы
Шрифт:
Усталые, но довольные, они отправились домой, а к вечеру следующего дня в местечко вошли фашисты.
Прошло более четырех лет. Август сорок четвертого года ворвался в это богатое польское местечко с грохотом военной грозы. Линия фронта проходила в каких-нибудь девяти-десяти километрах. Перекресток многих дорог, сходившихся в этом месте, в свое время дал местечку возможность разбогатеть. Теперь же этот перекресток проклинали все жители местечка. Немцы во что бы то ни стало старались удержать этот важный узел коммуникаций. Но наступавшие с еще большим упорством стремились овладеть им. Поэтому несколько раз за день в местечке налет советской авиации сменялся артналетом
1
Схрон — подвал, выкопанный на дворе недалеко от дома. Обычно имеет перекрытие, способное уберечь от пуль и осколков снарядов.
В самом надежнейшем во всем местечке схроне сидел пан ксендз. Завывание приближающихся тяжелых снарядов заставляли пана ксендза молниеносно удирать в самый дальний угол убежища и для большей безопасности закутываться в толстое ватное одеяло, на которое пани Ангелина сверху накладывала еще мягкий пуховик. Под такой защитой пан ксендз, скорчившись и крепко зажмурившись, чувствовал себя в относительной безопасности.
В момент редких затиший пан ксендз, как и все жители местечка, вылезал подышать свежим воздухом и посмотреть, что делается на белом свете. Впрочем, каждый смотрел по-разному. Большая часть жителей затаенно, но со страстной надеждой ждала прихода русских, а кое-кто, и пан ксендз больше чем кто-либо, откровенно ожидали изменения ситуации в пользу фашистов и, вылезая, первым долгом осведомлялись — не отбросили ли большевиков? Не прибыли ли какие-либо сверхмощные танки? Не подошли ли к немцам подкрепления?
Но очередной артналет или бомбежка, вселяя надежду в большинство и лишая всякой надежды меньшинство, заставляли и тех и других нырять в схроны, щели и прочие убежища.
Спокойнее всего чувствовали себя восемь ведер вина и золото, закопанные паном ксендзом на холме, в зарослях терновника.
В точно такую же темную ночь, в какую четыре года тому назад пан ксендз закапывал свое сокровище, десяток советских разведчиков, перешедших фронт со специальным заданием, с трудом пробравшись сквозь заросли терновника, расположились на заветной для пана ксендза полянке. Лейтенант Чернов шепотом, но достаточно убедительно приказал:
— Чтобы через два часа ни один поверх земли не торчал. Окопаться и замаскироваться.
Вот тут-то и произошло самое удивительное происшествие в жизни самого отважного разведчика, одного из гвардейских соединений на первом Белорусском фронте. Разведчик Белов, здоровенный тридцатипятилетний сибиряк, копая для себя окоп, вдруг наткнулся на какие-то странные предметы.
— Гвардии лейтенант, а, гвардии лейтенант! Тут какая-то хреновина из земли лезет, — шепотом доложил он лейтенанту.
— Что там у тебя из земли лезет? — лейтенант спустился в наполовину открытый окоп и в темноте ощупал откопанные Беловым предметы.
— Вот тебе на, до войны три года занимался археологией, а такие экземпляры первый раз встречаю. Копай дальше, да осторожно. Повредить можешь.
Через час все четыре отшельника были извлечены на свет божий. Впрочем, свету было не более, чем в наглухо закрытом сундуке. Ночь была удивительно темной.
Потребовался всего десяток минут для того, чтобы установить, как открываются сосуды, извлеченные из земли, что
Видя такое единодушие в своих подчиненных, лейтенант Чернов приказал расширить свой окоп и спустить туда все четыре посудины, заявив при этом, что до подхода полка каждый разведчик будет получать только по сто граммов «наркомовской» нормы и ни грамма больше.
— Вот подойдет полк, так видно будет, — обнадеживающе закончил лейтенант Чернов и приказал продолжать окапываться.
Но в эту ночь Белову определенно везло по части археологии. Через несколько минут снова послышался его шепот:
— Гвардии лейтенант! Тут я, кажись, до закуски докопался.
Негромко прошуршал вспарываемый острым ножом брезент, чуть треснула отдираемая крышка ящика, топкий луч фонарика на мгновение осветил ящик и дно прикрытого плащ-палаткой окопа, и даже привыкший ничему не удивляться лейтенант Чернов изумленно присвистнул.
— Да, это тебе не вино. Сколько тут этого добра? — Белов приподнял обеими руками ящик, покачал его и авторитетным тоном заявил:
— Пуда полтора будет, не меньше, ежели с тарой вместе считать. Ну, на ящик более пятисот граммов скидывать — грех. Он же фанерный.
Чернов с минуту подумал и приказал Белову:
— Закопай этот клад поглубже, только в другое место. Всякое может случиться. Если придется прорываться, не тащить же с собой. Но и прежнему хозяину оставлять его нет расчета. Пройдет полк — доложим командиру. Найдут этому добру настоящего хозяина.
Срок подхода полка во многом зависел от самих разведчиков. Холм, заросший терновником, с востока был прикрыт лесом, немецким наблюдателям бесполезен и не привлекал внимания фашистских офицеров. Но с него прекрасно просматривалось все местечко и лучший пункт для корректировки огня тяжелой артиллерии трудно было придумать, А в группе Чернова, кроме разведчиков, находились два корректировщика и радист с рацией.
На следующий день немецкий гарнизон местечка убедился, что значит прицельный огонь тяжелой советской артиллерии. Танковая колонна и бензозаправщики, укрывавшиеся на день в кладбищенской роще, уже к восьми часам утра превратились в груду пылающего железного лома: штаб какого-то соединения, расположившийся в школе, был накрыт артиллерийским залпом столь основательно, что явившиеся через полчаса санитары только грустно покрутили головами и отправились обратно. А еще через десять минут разведчик Нурбаев, наблюдавший за этим участком, доложил Чернову, что в развалинах школы ползает, видимо, немецкая похоронная команда, собирающая и складывающая в кучу все, что осталось от фашистских штабистов.
Движение по дорогам, проходившим через местечко было совершенно прекращено артиллерийскими шквалами, разметывающими вдребезги пехотные, а заодно и все прочие колонны, осмелившиеся двигаться по этим дорогам. Важнейший дорожный узел советскими гвардейцами был действительно завязан таким узлом, что стал совершенно бесполезен для фашистской армии.
Умелая работа разведчиков-наблюдателей и меткий огонь дальнобоек оказали свое влияние на ускорение наступления советских войск. Уже к вечеру первого дня в местечко стали входить колонны отступавших фашистских полков. Правда, из местечка они не выходили, а удирали врассыпную, потеряв большую часть своего состава. А вслед им гремели разрывы тяжелых снарядов советской артиллерии.