Повести о войне и блокаде
Шрифт:
Деревенские мальчишки передавали Лёньке слова взрослых, будто Ионыч сам повредил себе палец, чтобы его не взяли на войну в 1914 году, а всем сказал, что это лошадь наступила копытом.
Лёнька этому не верил, но и не спрашивал Ионыча, правда ли это. Хотя очень хотелось спросить.
Несколько раз Лёнька ходил с тетей Верой полоть картофельное поле. Это поле заросло желтыми цветочками. Их называли бутками.
Когда Лёнька показал такой цветок Бабане, она спросила:
– Что это?
Лёнька ответил:
– Бутка.
Бабаня
А еще Лёнька сгребал сено на конных граблях, отвозил с Хозяйкой бидоны с налоговым молоком в Местоново, и еще много чего.
А любимым делом Лёньки было ночное. Бабане вовсе не нравилось, когда он уходил из дома на всю ночь. Но Ионыч ее убедил, что ничего страшного нет, и она ему поверила.
Ночное – это замечательное дело! Лошадей отгоняли за деревню, в поле, стреноживали передние ноги путами, чтобы не разбежались кто куда, и они отдыхали после трудового дня, каждая по-своему. А Лёнька и Ионыч ложились на расстеленный овчинный тулуп и смотрели то на лошадей, то на небо. Ионыч, человек неразговорчивый, однажды вдруг спросил Лёньку:
– А как ты считаешь, Леонид, будет война с немцами или нет?
– А война – это как? – спросил Лёнька.
Ионыч промолчал.
Лёнька смотрел на темное небо и думал о войне. Он знал, что война – это когда побеждают наши, а враги бегут, бегут, бегут…
ВОЙНА
Время летело незаметно. О войне в Зябицах, кроме Ионыча, Лёньке никто не говорил. Даже Бабаня. И вдруг – война!
Тетя Вера плакала, а Бабаня ее успокаивала:
– Ну подумаешь немцы! Дадут им под зад как следует – и вся война. Через неделю все кончится.
Ионыч послушал Бабаню, крякнул и позвал Лёньку на конюшню.
По дороге он качал головой и жаловался Лёньке:
– Заберут коней, как есть всех заберут…
– Куда? – не понял Лёнька.
– На войну, куда же еще. Эх, проклятое время!
Вечером, уходя из конюшни, Ионыч погладил каждую лошадь и что-то шептал им в уши. Лёнька тоже гладил лошадей, но не шептал, потому что не знал, о чем надо шептать. Поэтому спросил Ионыча:
– А что вы им шептали?
– Чтобы выжили. Да навряд ли… Война, Леонид, – это штука жестокая.
Дома их встретила Бабаня. Она сердито объявила Лёньке, потрясая перед его носом телеграммой:
– Она требует, чтобы мы немедленно ехали домой!
– Кто? – устало спросил Лёнька. Ему было жаль лошадей, а остальное его интересовало мало.
– Кто, кто, – повторила Бабаня, – твоя мамочка! С ума она сошла, что ли? Из-за чего паника? Как будто мы немцев никогда не били!
Ионыч посмотрел на Бабаню и хмуро сказал:
– Война – штука жестокая. Мать Леонида дело пишет.
Надо ехать.
– И не подумаю, – махнула телеграммой Бабаня.
Лёнька допил
А ночью ему приснился товарищ Сталин: на белом коне, в черной бурке, как у Чапаева, в фуражке со звездой и саблей в руках. Он рубил немцев направо и налево. Порубал всех, и война кончилась.
Но это было во сне.
ПРОВОДЫ
А наяву все мужчины деревни получили повестки из военкомата. Все получили, кроме хромого председателя и Ионыча.
Провожали мужчин женщины, пацаны, девчонки и Лёнька.
Гармонист, вихрастый Минька, шел в первом ряду и наяривал на гармошке веселую частушечную музыку. За плечами его была полупустая котомка. Минька шел в цветастой рубахе, отглаженных брюках и босиком. А на носу у Миньки сидел большой прыщик.
Лёнька ткнул в бок идущего рядом пацана:
– Серый, а чего это Минька на войну босиком, а?
Серый, не глядя на Лёньку, буркнул:
– А он сказал, что на войне его обуют.
Мужчины шли молча, нетрезво усмехаясь, женщины плакали, пацаны шли рядом с отцами, такие гордые, как будто это они шли на войну.
А вокруг Миньки плясала хохотушка Зойка. Она размахивала белым платочком и пела:
Я прощаюсь с гармонистом, Он уходит на войну. Бей, красивый мой, фашистов И вернись на родину.Музыка звучала веселая, частушки задорные, но Лёньке почему-то не было весело.
А Зойка не унималась:
Пусть фашистов будет тыща, Если сунутся сюда И увидят Минькин прыщик, Разбегутся кто куда!ПРОЩАЙТЕ, ЛОШАДИ
Дошла очередь и до лошадей. Им тоже пришла повестка. Одна на всех. Лёнька и Ионыч провожали их на войну. Впереди верхом на Хозяйке ехал Лёнька, а позади всех лошадей – Ионыч в председательской бричке.
Запрягая Гнедого, он жаловался Лёньке:
– Хоть бы Хозяйку оставили, а то беда. Бричку тащить придется. Лошади шли понурив головы, словно чувствовали, что отправляются на опасное дело. Только низкорослая кобыла по кличке Калмычка била себя хвостом по бокам и порой подпрыгивала на ходу.
– Чего она радуется? – удивлялся Лёнька.
Ветеринар в военной форме с одной шпалой в петлицах забраковал Хозяйку (по старости) и Калмычку (у нее оказалась чесотка). Ионыч получил какие-то лекарства и строгий приказ: вылечить кобылу и вернуть.