Повести об умных девочках
Шрифт:
– Давайте в валилки играть! – завопил Кара-Кусек. – Или в скакалки.
«Не иначе наокуркился», – опасливо решила Люся. И сказала строго:
– Ни в какие валилки мы играть не будем. Мы продолжим занятия. У кого есть мел?
– У меня, – встал черноносый игластый ёжик с первой парты. –
– Хорошо. А Бурундуковый Боря сейчас расскажет нам стихотворение.
Ёжик, гремя иголками, ринулся за мелом, а Боря спросил:
– Про любовь можно? – и опустил нос под мышку.
Люся сказала, что можно. Боря стал читать:
– Мороз и солнце; день чудесный!Ещё ты дремлешь, друг прелестный, – Всё.– Где же здесь про любовь? – спросила Люся.
– Про любовь дальше.
– Ты и прочитай дальше.
– А я дальше не помню. Я могу это ещё раз прочитать. Можно?
– Можно. Читай.
И Боря ещё раз с тихим удовольствием прочёл:
– Мороз и солнце; день чудесный!Ещё ты дремлешь, друг прелестный, —и снова сунул нос под мышку.
«Ничего себе интернатники! – подумала Люся. – Мел едят! Про любовь стихотворения читают. Научи их чему-нибудь. Вот у нас в классе мел не едят. И вообще, с нами проще».
Тут она притормозила – проще ли? И решила проверить, понаблюдать за тем, что в ЕЁ классе мешает процессу обучения школьников. Сколько мешаний будет за неделю.
Пока Бурундуковый Боря стеснялся и дышал в рукава, черноносый игластик с первой парты вернулся с большим куском мела.
– Вот.
– Где ты его взял?
– Он у меня в зимних ходилках лежал.
– Зачем?
– Мы хотели, чтобы считальный урок отменили. И спрятали в ходилки.
Люся с трудом догадалась, что это валенки.
– И что? Отменили урок?
– Нет. Не отменили. Мехмех проверялку устроил. Меня в двоечный раздел записали.
– И меня! – вспомнил Бурундуковый Боря.
Он так расстроился от воспоминаний, что взял мел и стал его грызть.
– Подожди, не ешь, – сказала Люся. – Напиши, сколько тебе лет.
Боря наморщил лоб и закатил глаза.
– В какой системе? В меховой или в людовецкой?
– В какой такой «людовецкой»?
– В людовецкой – это в какой люди считают.
– Напиши в людовецкой, – согласилась Люся. – То есть в человеческой.
Бурундуковый Боря написал:
В ЛЮДОВЕЦКОЙ С. МИНЕ СИЧАС 8 ЛЕТ.
– А в меховой системе?
В
Люся ничего не поняла.
– Может, ты что-то напутал? Как может быть два возраста? При чём тут меховая система?
Но застенчивый мелопоедательный бурундук стоял на своём:
– Девочка Люся, ведь у собак, которые у вас живут, два возраста. Собаческий и человеческий. Ведь правильно?
– Правильно. Мой папа говорил: «Нашему Шаху восемь лет. Его года надо умножить на семь. Тогда мы узнаем его человеческий возраст. Получается, что ему пятьдесят шесть. Он уже пенсионер».
– И у нас два возраста. Для людей и для нас, – упирался Бурундуковый Боря.
– Я поняла, – сказала Люся. – Чтобы узнать ваш возраст, ваши года нужно поделить на два.
Вперёд выступил головастый ёжик. Он теперь оживился и гремел иголками, как хорошая погремушка.
– Мы живём долго и долго вырастаем. Поэтому нам много лет, а мы ещё маленькие.
Люся подумала про себя: «Я считала, что они бестолковые, как на площадке молодняка. А они – умнющие ребята».
Прогудел начинальник. Вошёл Меховой Механик с подносом ярко-фиолетовой свёклы. Он посмотрел на Вафельный Отметник:
– Он целый? Вы не спрашивали учеников? Был беседовательный рассказ в виде доклада?
– Просто мы про него забыли.
Она отломила два больших квадрата и угостила бурундучка и ёжика. И спросила:
– Как здоровье матушки Зюм-Зюм?
– Лежит с температурой, – ответил дир.
– Знаете что, Мехмех, я пойду на свою дачу. Там есть аптечка с лекарствами. Я принесу аспирин или анальгин. Они понижают температуру.
– Пожалуйста, помогите нам, девочка Люся, – попросил дир.
– Можно я пойду с вами? – потянул Люсю за руку ёжик.
– Конечно. Как тебя зовут?
– Иглосски.
– Можно я тоже пойду? – спросил Бурундуковый Боря.
– И я, – попросился зубастый Сева Бобров.
– Конечно, можно. Все пошли.
Они повисли на Люсе, как детсадовские малыши.
И все отправились на Люсину дачу.
Люся взяла заржавевший ключ под водосточной трубой.
Открыла замок и вошла на веранду.
Меховая ребятня всунулась за ней. Малыши всё нюхали, трогали и даже облизывали языком. Всё, всё.
И про всё спрашивали – зачем?
Больше всего их поразил не телевизор (они его понюхали, лизнули, и всё). Не электрокамин (только потрогали). Не старинный магнитофон (покусали, и только). А большой резиновый мяч.
– Это что? – спросил Сева.
– Мяч. Он прыгает. В него играют.
– У нас есть такие. Они называются скакуны. Только они очень тяжёлые. Как капуста, – сказал Иглосски.
– Мы возьмём его с собой в интернат, – решила Люся. Она отыскала лекарства, и они пошли в посёлок.