Повести
Шрифт:
А впереди русского войска давно уже выслеживали татар и приглядывались к местности два сильных сторожевых отряда. Дмитрий послал их «под самую Орду Мамаеву» добывать вестей. Вести же были такие, что Мамай не торопится, так как ждет прихода Ягайло, и тянет время до осени, когда поля на Руси будут убраны и Орда сможет грабить крестьянский хлеб…
24 августа ополчение подошло к Коломне, где был назначен сбор всех русских сил.
Здесь к Дмитрию неожиданно явилась помощь: пришли с дружинами двое князей Ольгердовичей, родные братья Ягайла — Андрей, княживший в Пскове,
Тем временем Ягайло в союзе со шведами и жмудинами пришел к Одоеву и стал на берегах Упы. Он ждал Олега Рязанского, но тот, проведав о численности войск, собравшихся под знамена московского князя, медлил, не зная сам, на чью сторону ему стать.
26 августа, утром, войско выступило левым берегом Оки и остановилось, дойдя до устья реки Лопасни. Здесь присоединились к нему новые, посланные из Москвы отряды. Всей рати было около ста пятидесяти тысяч. Такой могучей силы еще никогда не выставляла Русская земля.
От Лопасни рать двинулась прямо к Верхнему Дону, направляясь вдоль западных границ Рязанского княжества. Московский князь строго приказал ратникам не обижать жителей, и они не вредили войску, оставаясь в тылу.
— Кто идет по Рязанской земле, да не смеет ни к чему прикоснуться! — так сказал он.
Приблизившись к Дону, Дмитрий остановил полки у села Березуй.
Туда пришло множество пешего воинства: ремесленников, крестьян и торгового люда из разных городов русских и сел, находившихся поблизости.
Летописец говорит: «Страшно было видеть эти толпы людей, идущих в поле против татар».
От пойманного татарина русские узнали, что Мамай недалеко, но подвигается медленно, так как ждет Олега и Ягайла; о близости же московской рати у него вестей нет.
Тогда собрались князья и воеводы, чтобы решить, где биться с врагом.
Некоторые считали, что не надо переходить реку, оставляя в тылу Литву и Рязань; в случае неудачи, говорили они, легче будет уйти восвояси.
Но Дмитрий сказал:
— Братья, лучше честная смерть, чем позорная жизнь. Перейдем за Дон и все там положим свои головы за братьев наших!
И Ольгердовичи его поддержали.
— Если перейдем на ту сторону, — сказали они, — воины будут знать, что отступать и бежать некуда, что надо только победить или лечь костьми.
На поле Куликовом
7 сентября, в пятницу, русское войско придвинулось к самому Дону и к речке Себенке.
Дмитрий велел нарубить деревьев, наломать хвороста в окрестных дубравах и наводить мосты для пехоты. Конница же должна была перейти вброд.
Вскоре прискакал со своим отрядом разведчиков воевода Семен Мелик, только что бившийся с передовыми татарскими всадниками.
— Мамай перешел Дон, стоит на
Хан спешил помешать русским перейти Дон до прихода Ягайла. А литва, жмудины и шведы уже шли от Одоева навстречу Орде.
К ночи русские перешли Дон и расположились на лесистых холмах при впадении в него Непрядвы.
За холмами лежало девятнадцатикилометровое Куликово поле, пересеченное речкой Смолкой. За нею, на противоположных холмах, разбила свой стан орда Мамая; она пришла ночью, но опоздала: русские уже перешли реку.
Окрестности Куликова поля были овражисты, покрыты кустарниками, рощами, лесными зарослями.
На самом высоком месте поля — Красном холме — стоял шатер хана, около него — шатры его военачальников: темников, мурз и воевод.
Ночью Дмитрий Иванович вместе с Боброком-Волынцем выехали на Куликово поле. В глубокой тишине слушали они, как гудит тысячами голосов татарский стан.
Тихо было в русском лагере.
Не многие спали в нем в эту ночь перед битвой, но и те, кто бодрствовал, молча ожидали наступления утра, когда решится судьба родной земли.
Татарский же стан рокотал, как море. Орды было не менее трехсот тысяч. Казалось, что несметные толпы народу сошлись на торжище, где продают и меняют пленников, волов и коней.
Уже звери сбегались, чуя поживу. Где-то выли волки и клекотали хищные птицы.
Тревожно кричали лебеди на Непрядве.
Далеко было слышно, как скрипят телеги. Облако пара стояло над Ордой…
Битва
Утро 8 сентября началось густым туманом. Мгла мешала видеть расположение враждебных ратей. Только трубы трубили с обеих сторон.
Часу в десятом туман начал редеть. Солнце осветило пять русских полков, выстроившихся перед битвой. Правым своим крылом они упирались в овраги и заросли речки Нижнего Дубяка, впадающего в Непрядву, а левым — в крутые берега Смолки. Почти вся пехота была выставлена в передовой («большой») полк.
Шестой — конный запасный — под начальством Владимира Андреевича и Боброка-Волынца был отправлен в засаду. Он стал за левым крылом в густой дубраве над речкой Смолкой. Князь Дмитрий выбрал это место очень удачно: отряд мог легко поддержать левое крыло, где было много новых необученных воинов; кроме того, он прикрывал обозы, а также мосты, наведенные через Дон.
Князья и воеводы сказали Дмитрию:
— Тебе следует стоять в стороне и смотреть на битву. Если же тебя лишимся, то станем как стадо без пастуха: придут волки и распугают нас.
Но князь ответил:
— Если я вам глава, то впереди вас хочу и битву начать. Умру или жив буду, но вместе с вами!
Потом он снял с себя золототканый плащ, надел его на своего приближенного, боярина Михаила Брянока, и приказал возить за ним свое черное великокняжеское знамя. Сам же покрылся простым плащом и пересел на другого коня.