Повести
Шрифт:
Смешная игрушка. Но она была интересна как опыт использования солнечной энергии для транспортных машин. Это уже не застывшее зеркальное поле, а что-то новое. Возможно, подобный принцип когда-нибудь и найдет практическое применение.
Именно это и волновало Багрецова.
— Смотрите, Павел Иванович, — размахивая руками рассказывал Вадим. — Здесь же ничего нет. Ваша плита и мотор. Никакого горючего. Ни проводов, ни аккумуляторов. Будущий «солнечный автомобиль» я представляю себе так: крыша покрыта курбатовским слоем; фототок идет в электромотор; скорость машины регулируется реостатом. Идеальное
Бабкин рассмеялся и сказал, что Димкина идея требует серьезной доработки, иначе его автомобили должны будут ездить только по солнечной стороне улицы.
— А если тучка набежит? Значит, стоп, машина?
— Сам же понимаешь, что это не так, — заспорил Вадим. — Плиты «К-8» настолько чувствительны, что даже в сумерки дают достаточную энергию.
— А ночью? Опять без аккумуляторов не обойтись?
— Наверное, — согласился Вадим. — Но для городской машины это будет тяжело. Можно представить себе поезд. Поверхность вагонных крыш большая, значит, и энергии много. Один вагон будет занят аккумуляторами. Вполне достаточно.
— Вы считали? — усмехнувшись, поинтересовался Павел Иванович. — На бумажке карандашиком или на линеечке? Полезное дело для увлекающихся изобретателей.
Вадиму только сейчас пришла в голову эта идея, а потому он и не прикинул, что может получиться. Наверное, одного вагона не хватит.
— Так уж и помечтать нельзя, — сказал он сконфуженно. — Обязательно цифры…
Павел Иванович проводил взглядом удаляющуюся модель.
— Если бы не цифры, давно бы сделали. Места на крышах маловато. Тут можно другое придумать. Например, огромную самоходную баржу, плавающий остров или что-то в этом роде. А «солнечный автомобиль» не развернется даже на широких московских улицах.
Модель Багрецова доползла до барьера и остановилась, словно отдыхая в тени. Вадим подбежал к ней, вытащил ее на солнце и пустил по зеркальному полю.
Возвращаясь обратно к Павлу Ивановичу, с которым он скоро расстанется навсегда, так же как и с Лидой, Нюрой, Машей — со всеми, с кем ему пришлось работать целый месяц, Вадим испытывал что-то вроде грусти. К ней примешивалась и досада: строил он пустую игрушку, над мечтой его смеются, и неприятно оставлять о себе столь невыгодное впечатление.
— Я понимаю, что это игрушка, — сказал Вадим, подходя к Павлу Ивановичу. Но мне хотелось представить себе будущее вашего изобретения. Не только энергетические поля, а и движущиеся машины. Вы говорите, что на земле не получится? Хорошо, пусть на воде. А в воздухе? Разве нельзя придумать самолет, который движется солнечной энергией?
— Придумать все можно. А зачем?
— Как зачем? Для науки.
— Наука бывает разная. Сейчас с диссертациями дело постепенно улучшается, но все-таки остались «наукообразные» деятели, которые работают над такими важными темами, вроде оптимальной величины дырки от бублика. А иные витают в заоблачных высотах. Их интересует «эстетическое воздействие путевого пейзажа от созвездия Веги до Стрельца».
Курбатов говорил с задором. Так же как и директора института Чичагина, его возмущали дельцы
Делается это просто: берется очень узкая тема, кропотливо собирается все, что когда-либо было опубликовано по ней, и излагается своими словами… Но кому и зачем нужны такие школьные изложения? Однажды Курбатов видел в газете объявление о защите диссертации на тему, сформулированную примерно так: «К вопросу о сверлении круглых отверстий». Какая же это наука? Вроде дырки от бублика.
Курбатов поблагодарил Вадима за демонстрацию модели, сказал, что такие опыты полезны — они возбуждают интерес к техническому творчеству, а подчас и наталкивают на мысль о неожиданном применении всем известной техники в какой-нибудь повой отрасли народного хозяйства.
— Потерпите немного, Вадим, — сказал Курбатов. — Думаю, что скоро вы увидите на примере, как иногда случайный на первый взгляд опыт может привести к интересной идее. И в этом вы виноваты, ваша модель.
— Что вы, Павел Иванович! — совсем уже смутился Багрецов. — Я понимаю, что это игрушка. Вы даже сами сказали…
— А я не про то. Помните шляпу?
Вадим удивленно посмотрел на Курбатова. Шляпа? Зонтик? Неужели он займется этим ширпотребом? Вот уж совсем не похоже. Впрочем, с зонтиком он что-то делал. Вытащил из него спицы, а тряпку выбросил.
— Удивляться потом будем. — Курбатов похлопал Вадима по плечу. — Очень боюсь, что ничего не выйдет… Ну, да нам не привыкать.
Он ушел в мастерскую, а Вадим, терзаемый любопытством, от которого уже столько раз пострадал, побежал к мусорному ящику, чтобы извлечь остатки зонтика. Интересно — ручка от него там или конструктору она тоже понадобилась?
Не было никакой ручки. Разорванный шелк раньше лежал неподалеку от ящика, а теперь и его не оказалось. Где же было догадаться Вадиму, что все жалкие остатки старенькою зонтика подобрала Нюра, — к ним ведь прикасались руки Павла Ивановича!
Выждав три дня и убедившись, что Кучинский не собирается возвратить нумерованный образец, Павел Иванович вечером пригласил студента в кабинет и, чтобы никто не помешал разговору, запер дверь на ключ. Это насторожило Кучинского.
Опасливо оглядевшись, он сел в предложенное кресло.
Смотря на практиканта, Павел Иванович молчал. Возможно, ждал, что в Кучинском заговорит совесть и он признается. А может быть, просто обдумывал с чего начать?
Он ясно представлял себе, что нумерованный и датированный осколок оказался в посылке не случайно и рассеянность практиканта тут ни при чем. Однако вскрыть истинную причину — зачем понадобилось Кучинскому посылать этот образец матери — было не так-то легко.
Перед инженером Курбатовым сидел сейчас мальчишка — ни опыта у него, ни знания жизни. Казалось бы, его проще умному человеку заставить этого мальчишку говорить правду, тем более что у Курбатова есть доказательства неблаговидного поступка Кучинского. И все-таки Павел Иванович не был уверен в успехе. Бывает легче поймать пудового сома, чем ничтожную малявку.