Повести
Шрифт:
И, видя, что от его путаных и горячих слов, от его бормотания Лина сделалась совсем розовая, что ее волнуют его слова, что она уже стоит напротив вся красная и нервно грызет ногти, — видя все это, Климов продолжал говорить все горячее и увереннее и, кто знает, может, добился бы своего, наверняка добился бы, если бы они с Линой были одни. Однако, увы, они были не одни, рядом, в других комнатах вся семья будто бы настороженно прислушивалась к тому, что происходит в «девичьей» комнате, прислушивалась… И вот в коридорчике не спеша прошуршали чьи–то шаги, вполне возможно, что отцовы шаги, — прошуршали и замерли, кажется, у самых дверей… Лина метнула туда свой взгляд, провела рукой по своему пылающему лицу, как бы стирая что–то, как бы возвращаясь к действительности,
— Знаешь что… — сказала она, собираясь с мыслями и тяжело вздохнув. — Давай я тебе включу запись… (Говорила она с некоторым усилием). Мы тут недавно записали…
Климов, будь у него сейчас в руках какая–нибудь бомба, с наслаждением запустил бы ею в дверь, — такая в нем вспыхнула досада и злость на всех, кто мешает им с Линой…
Повозившись с магнитофоном (руки плохо слушались ее), Лина включила его, и из полумрака угла, где светился зеленый мигающий глазок аппарата, донесся шорох ленты, а потом взволнованный, отлично поставленный голос начал вещать: «Наш мир в огне, и человек без бога никогда не сможет контролировать пламя. Демоны ада вырвались на волю. Огонь страсти, алчности, ненависти и вожделения опустошает мир. Кажется, что мы бешено несемся к Армагеддону!..»
— Это Билли Грейм, — тихо пояснила Лина, уже полностью овладев собой. — Самый влиятельный проповедник современности… Не сам он, конечно, а перевод…
А из темного угла все мигал, подрагивая, зеленый глазок, и как бы падали отчетливые, проникновенные слова: «Это поколение пройдет сквозь огонь… Мы подобны людям, приговоренным к смерти и ждущим, когда будет установлен день исполнения приговора…»
Разгоряченный разговором с Линой, наполнившийся было надеждой склонить ее к сладким земным радостям, Климов снова чувствовал, как его, разгоряченного, будто опускают в холодную воду. И снова было навязчивое ощущение нереальности, неправдоподобности всего происходящего.
— …Причина всех волнений, — вещал красивый голос из угла, — корень всех горестей, страх каждого человека лежит в этом коротком слове — грех. Он извратил природу человеческой жизни, он лишил ее благородства. Он — причина того, что человек попал в западню дьявола… Ни на минуту не сомневайтесь в существовании дьявола! Он весьма конкретен и весьма реален! Он очень умен! Будьте наедине с богом! Молитесь, читайте Библию, чтобы напитать свою душу!..
В полумраке комнаты застыло бледное лицо Лины с широко открытыми, неподвижными глазами. Климову казалось, что во всей большой квартире, во всех ее комнатах тоже затаились и тоже слушают, слушают… Голос, напоминающий голос гипнотизера, одновременно ласковый и властный, все звучал и лился, проникал, казалось, не только в уши, но и в поры, во все тело…
Так прошел, может быть, час…
Неожиданно в комнате появилась Ольга Николаевна.
— Что же вы сидите в темноте? — приятным голосом, несколько удивленная, спросила она и включила свет. — А–а–а… — протянула она, сделав вид, что лишь теперь услышала магнитофон, только сейчас поняла, чем они тут занимаются. — Лина, а ты включи то место, — посоветовала она, — где о душе сказано… Включи, включи, — повторила она, заметив какое–то несогласие на лице у дочери. И, убедившись в том, что Лина принялась гонять шуршащую ленту туда и обратно и щелкать клавишами переключения, Ольга Николаевна бочком присела на диван и обратилась к Климову: — Вот говорят, что никакой, мол, души нет, что–де душа — это идеализм и так далее. А вот послушайте, по–моему, прекрасно сказано…
Из магнитофона уже звучал чей–то слащавый голос:
— С неба упала капелька дождя и, смешавшись с прахом, стала маленьким комочком грязи. Полежала она в таком виде несколько часов и незримо испарилась, ушла в родное небо, откуда упала. Случай с каплей — это образ моего появления и исчезновения в мире… На планете я — некрасивый обычный «комок» праха, но в нем находится моя «капелька» — душа…
— Вот так–то… — со смыслом улыбнулась Ольга Николаевна, покосившись на Климова. И снова к Лине. — А притчу о двух пчелках найди–ка… Так
И голос из магнитофона стал рассказывать о том, как мастер–баптист столь искусно сработал из металла пчелу, что, когда поставил ее перед гостями рядом с живой пчелой, гости не смогли различить, которая из них живая… («Ага, — подумал Климов, — живая пчела сидела и ждала, пока ее сравнят с поделкой?..») Как быть? Тогда один из гостей нашел выход. Принес блюдце с медом и поставил на стол. Тотчас же настоящая пчела взлетела и села на мед. И мастер сказал: «Вот она, божья пчелка, и села на мед, пищу божью!..»
— Так–то… — опять со значением улыбнулась Ольга Николаевна и пояснила Климову, что эта простая история показывает различие между людьми живыми, то есть верующими, и людьми, лишь с виду похожими на живых, — безбожниками…
«Вы, значит, живые, а я не живой…» — усмехнулся в душе Климов.
— Посмотришь вокруг, — задумчиво продолжала Ольга Николаевна, — послушаешь, и ужас берет. Как так можно жить? Пьют, избивают друг друга, насилуют, воруют, кляузничают, подсиживают — кошмар!.. Вон у нас на той стороне лестничной площадки живет семейка одна… Муж пропивает все, что зарабатывает. До копейки. Приходит домой — драки, скандалы, матерщина! Мало того, что в квартире, так на площадку выкатятся — смотрите, слушайте, люди добрые!.. А двое маленьких детишек… И вот эти крошки видят все, впитывают в себя эту грязь… Ну, сердце разрывается смотреть на это!.. А в соседнем подъезде, рассказывают, так девочку маленькую, школьницу недавно изнасиловали. Это какими же зверями надо быть, а? И так то одно, то другое — будто с ума все посходили!..
— Ну, не все уж, Ольга Николаевна, не все!.. — предупреждающим тоном сказал Климов. — И потом… ко мне–то ведь это не имеет никакого отношения. Я-то ведь вроде не грабитель, не пьяница горький, не кляузник…
— Да, да, — поспешно согласилась хозяйка, — я не про тебя… Мне вон Лина даже говорит: «Мама, Валера хороший…» А я ей говорю… дьявол, говорю, таким хорошим может прикинуться… — И глаза хозяйки остро и недобро сверкнули.
Собираясь сегодня к Лине, Климов тщательно обдумал каждый свой шаг, приготовился к спору, заготовил убедительные, на его взгляд, доказательства, что никакого бога нет и быть не может. Однако после слов о дьяволе он только ошеломленно открыл рот, но так ничего и не смог сказать. Он вдруг будто обессилел от сознания невозможности что–либо доказать этой пожилой женщине с лицом фанатички. Разве применима тут обычная человеческая логика, коль эта женщина всерьез подозревает, что он, Климов, дьявол, который прикинулся хорошим человеком?..
И Климов молчал, а Ольга Николаевна продолжала уверять, что только они, баптисты, и есть настоящие люди, а в жизни неверующих одна мерзость, одна грязь, одно скотство. Да и не только среди неверующих, но и среди православных тоже.
— Я ведь в деревне выросла, — вспомнила хозяйка. — Боже, что там творилось! Кольями друг друга забивали насмерть, топорами рубили! Сосед был у нас, помню. Наискосок они жили от нашего дома. Так тот однажды напился самогону, одурел и на куски изрубил топором свою жену… А ведь в церковь все ходили, православными были. И вот папа покойный, видя все это, начал отходить от православия и постепенно постиг истинную веру. И совсем перестал ходить в эту их церковь. А поп это заметил, обозлился и давай подговаривать пьяных мужиков, науськивать их на папу, мол, вот кто виноват во всех ваших бедах. Он, Николай Малин, продался сатане и служит ему… И ночью к папе пришли. Целая орава пьяных мужиков с кольями, с вилами. Хотели убить. А папа говорит — стойте, мужики. И достает Библию и кладет на стол — вот моя вера! — говорит. Они и отшатнулись — Библия все же, священная книга!.. Они и попятились, закрестились… — Ольга Николаевна вздохнула, помолчала. — А потом и мы подросли, папа и нас обратил в истинную веру. Ну, а я вот — Лину, Раю, Тамару… — Она ласково посмотрела на дочь, все еще стоящую у выключенного магнитофона. — А уж они своих деток будут так же воспитывать…