Повестка

Гришэм Джон

Рэй знал, что в любом случае явится на зов. Только что он получил повестку, и как бы эта повестка, диктат отцовской воли, ни раздражала, сомнений не оставалось: в указанный час вместе с братом он предстанет перед его честью, чтобы выслушать очередную лекцию. Когда судья назначал кому-то время, он считался только с собственными интересами. Мнения других людей его не волновали.

По-видимому, судьям вообще мало присуще проявление заботы об удобствах и нуждах простого человека. Подобный склад характера объясняется постоянным общением с нудными и ленивыми адвокатами, себялюбивыми истцами и ответчиками, с нерешительными, вечно колеблющимися присяжными. Членами собственной семьи Ройбен В. Этли всегда управлял точно так же, как переполненным

залом суда. Именно поэтому Рэй предпочел преподавать право в Виргинии, вместо того чтобы остаться практикующим юристом в Миссисипи.

Он еще раз прочел текст повестки, а затем отложил лист бумаги в сторону, поднялся и подошел к окну. Кусты жасмина во дворе стояли в полном цвету. Особого раздражения письмо отца не вызвало, ощущалось лишь чувство слабой горечи: судья так и не сумел избавиться от замашек деспота. Ладно, Господь с ним. Сколько старик еще протянет? Пусть потешит себя. Предстоящая поездка домой, наверное, одна из последних.

Поместье судьи всегда окутывала некая таинственность. Главной его достопримечательностью являлся, конечно, дом, построенный еще до войны руками того самого Этли, что сражался бок о бок с генералом Форрестом. На тенистой улочке где-нибудь в Атланте особняк стоил бы не меньше миллиона долларов — но только не в Клэнтоне. Дом стоял посредине заросшего диким кустарником участка в пять акров, который находился всего в трех кварталах от центральной городской площади. Полы в доме давно покоробились, крыша протекала, стены на памяти Рэя не красились ни разу. Продать эту недвижимость можно было от силы за сотню тысяч, причем безрассудный покупатель потратил бы вдвое больше, чтобы как-то приспособить особняк к жизни. Поселиться там не решился бы ни один из братьев, тем более что под отчим кровом Форрест не бывал уже лет десять.

Поместье носило гордое название — «Кленовая долина», как если бы представляло собой ухоженное владение со штатом прислуги, куда не реже раза в неделю съезжаются на званый ужин именитые гости. Последней работницей в доме была Ирен. Когда четыре года назад Ирен умерла, наводить порядок в комнатах стало некому и мебель покрылась толстым слоем пыли. Судья платил двадцать долларов в неделю местному алкоголику, чтобы тот регулярно подстригал траву, однако газон выглядел не лучшим образом. По мнению забулдыги, за восемьдесят долларов в месяц от него требовали слишком многого.

Насколько Рэй помнил, мать всегда звала особняк «Кленовой долиной». Обеды давали не дома, а в «Кленовой долине», да и проживало семейство Этли не на Форс-стрит, а в «Кленовой долине». Немногие из горожан Клэнтона могли похвастаться тем, что их обиталище носит собственное имя.

Когда жизнь матери оборвала аневризма, гроб с телом установили в гостиной. За два дня через особняк проследовал почти весь город. Со скорбными лицами люди шли через гостиную и оказывались в столовой, где их ждали кувшины с пуншем и разложенные на больших блюдах куски бисквита. Спрятавшись на чердаке, Рэй и Форрест в душе проклинали отца, который устроил подобный спектакль: ведь лежавшая в гробу молодая красивая женщина приходилась им как-никак матерью.

С мальчишеской поры Форрест именовал поместье не иначе как «Кленовой руиной». Красные и желтые клены, что некогда в изобилии росли на участке и окаймляли его, погибли от неизвестной болезни. Деревья спилили, но никому не пришло в голову выкорчевать пни: теперь они медленно превращались в труху. Окна парадного фасада затеняли четыре раскидистых дуба. С приходом осени листва облетала, однако никто ее не убирал. Время от времени какой-нибудь из исполинов терял прогнившую ветвь. Она с грохотом падала на крышу и, зацепившись за каминные трубы, оставалась там долгие годы. Годы шли, особняк ветшал, но какая-то необъяснимая сила удерживала его от окончательного разрушения.

Даже в теперешнем своем состоянии дом с портиком не утратил привлекательности. Величественный

памятник собственному создателю, сейчас он служил печальным свидетельством былой славы семьи. Рэя с этим зданием уже ничто не связывало. Для него родовое гнездо являлось всего лишь источником безрадостных, разочаровывающих воспоминаний; каждый очередной приезд погружал в пучину тяжелой депрессии. Перспектива возвращения поместью утраченного блеска представлялась ему черной дырой, которая без следа поглотит любые деньги. Нет, единственное разумное решение — пустить особняк под нож бульдозера. Что же касается брата, то Форрест скорее согласился бы сжечь дом, чем стать его новым владельцем.

Однако судья твердо рассчитывал передать поместье Рэю. «Кленовая долина» не должна уйти из семьи! На протяжении последних пяти или шести лет данная тема обсуждалась неоднократно, хотя формулировки обеих сторон звучали довольно туманно. Рэю не хватало мужества задать отцу простой вопрос: о какой семье идет речь? Детьми сыновья так и не обзавелись. После развода Рэй не утруждал себя поисками достойной половины, а Форрест, расставшись с законной супругой, некоторое время наслаждался в компании многочисленных подружек — чтобы, нагулявшись, удовольствоваться необременительным совместным проживанием с толстухой художницей, которая была на двенадцать лет старше его.

Факт отсутствия отпрысков у младшего брата являлся, бесспорно, биологическим феноменом. Рэй, во всяком случае, ни о каких племянниках не слышал.

Линия рода Этли истончалась и грозила сойти на нет, но Рэя это не волновало. Он жил ради себя — не ради фантазий отца или героического прошлого своих предков. В следующий раз он приедет в Клэнтон только на похороны.

Разговора о каком-либо ином наследстве между отцом и сыном не возникало ни разу. Семейство считалось когда-то весьма состоятельным, однако деньги растаяли в воздухе задолго до рождения Рэя. Со времен Конфедерации Этли владели земельными наделами, плантациями хлопка, рабами, пароходами, банками, но к концу двадцатого века все эти активы распылились и в плане наличных денег оказались равны нулю. Молва же упорно продолжала твердить о «наследственных капиталах».

Когда Рэю исполнилось десять лет, мальчик вдруг осознал, что родители его живут далеко не бедно. Отец — судья, дом имеет название. В Миссисипи это означало лишь одно — богатство. До своей кончины мать сумела убедить сыновей, что они по своему положению намного выше других. У них есть особняк, они пресвитериане и отдыхать каждый третий год ездят во Флориду. Семейные торжества привыкли справлять в Мемфисе, в зале роскошного ресторана отеля «Пибоди». И одежда на них — самая лучшая.

А потом Рэй решил продолжить учебу в Стэнфорде [4] . Пелену с глаз сорвала фраза отца:

4

Частный университет, один из лучших в США. Расположен в штате Калифорния, к югу от Сан-Франциско.

— Это мне не по плечу.

— Что ты имеешь в виду?

— То, что сказал. Стэнфорд мне не по плечу.

— Не понимаю.

— Тогда скажу проще: можешь учиться где хочешь. Если выберешь колледж в Сьюани, я готов оплатить твою учебу.

Не отягченный родительскими деньгами, Рэй отправился в Сьюани, куда отец отсылал ему сумму, едва достаточную для оплаты лекций, учебников и весьма скромного проживания. Юридический факультет молодой человек оканчивал в Тулейне [5] , подрабатывая официантом ночного бара во Французском квартале.

5

Престижный частный университет в Нью-Орлеане, штат Луизиана.