Повитель
Шрифт:
– А дальше? – сощурил глаза старик.
– Ну, там видно будет… Ты сам говорил: обещать – еще не дать.
– Тьфу, – плюнул со злостью старик и растер плевок сапогом. – А ты не крути, женись – да все тут. Тогда я пойду, может…
Григорий молчал.
– Да ведь, сынок, чего тебе? – подступил к Григорию отец, хватая его за пиджак. – У попа водятся деньжонки, потрясем его. Время, правда… неспокойное. Да, может, уляжется все. Я ли тебе зла желаю? Женись, сынок…
– Ладно, сказал же – там видно будет… – неопределенно ответил Григорий
В тот же день Петр Бородин сходил к попу Афанасию.
– Ну что? – спросил Григорий, когда отец вернулся. – Уговорил?
Старик бросил в угол костыль, вместо ответа громко выругался.
– Что? Не уговорил? Или… успел жалобу настрочить? – не на шутку испугался Григорий.
– Куда ему жаловаться-то? Опоздал он, вот что… Там, – махнул старик за окно, где плескалось озеро, – там, в городе, говорят, такое творится – все вверх дном стало!
Григорий, пытаясь сообразить, в чем дело, опустился на стул, уперся руками в колени, стал смотреть себе под ноги, покачивая головой.
– Ну ладно. Может, еще… – неуверенно проговорил наконец Григорий. – Нам-то все равно… Что терять осталось?
– Что терять? – переспросил старик. – Теперь уж видно что… Опоздали и мы, однако, сынок, со своим хозяйством, как поп с жалобой. А поп не наврал. Лопатин вон грузит добришко да в лес подводу за подводой… Чует, подлец, какой ветер дует… Такие дела! Э-э… – Старик махнул рукой и поплелся в кухню.
Вечером к Бородиным завернул Терентий Зеркалов. Тряхнув по привычке косматой головой, проговорил:
– Ну, отошел, стало быть? Я и то думаю – пора. Полагаю, бутылка самогонки за тобой…
– Садись, – кивнул Григорий на стол и ногой пододвинул табуретку.
Старик сам принес бутылку крепкого первача, поставил перед Зеркаловым, спросил:
– Что отец-то говорит?
– Всякое. Выпьет – матерится, а трезвый – молчит больше.
– Ну, не прикидывайся дурачком. Пей давай.
Зеркалов сам налил себе в стакан, потом хотел налить Григорию, но тот закрыл стакан ладонью.
– Что так? – спросил Зеркалов, не выказывая особого удивления.
– Слаб еще после… после болезни, – ответил Григорий.
– Ага. Ну, поправляйся, набирайся сил.
Опьянел Терентий быстро, после первого же стакана. Встряхивая головой сильнее обычного, спросил Григория:
– Слыхал, Маврушка-то? Пришла в себя… Теперь бы самое время опять под окном у нее посвистеть, да… некому. Уехали…
– Как уехали?! – даже привстал со стула Петр Бородин. – Когда, куда? Я ведь сегодня только у них был!
– Куда – не знаю. А когда – могу сказать. Только что сундуки склали на подводу – и Митькой звали. Попик, брат, не промах, раздумывать не любит. Чемоданчики заранее
– Врешь? – задохнулся Петр Бородин.
Зеркалов усмехнулся, посоветовал:
– Сбегай к их дому, посмотри, коль не веришь. Остались мы без попа.
– Значит… что же это делается на земле? Он ведь говорил мне, что в городе… того, началось. А я еще – верить, не верить… Значит, пропадем? А?
– Ну-у! Зачем так скоро? Мы еще посмотрим… – Терентий замолчал, глянул вначале на неподвижно сидящего Григория, потом на его отца и проговорил: – Ты, папаша, вот что… Поди-ка отсюда, мы поговорим с Гришухой… по одному делу.
– Так ведь что же… – начал было старик, но Зеркалов встал, взял Петра Бородина за плечи. Старик, не сопротивляясь, поднялся и вышел.
Возвратясь к столу, Зеркалов опять налил из бутылки себе и Григорию, прошептал:
– Я тебе вот что хочу сказать… Тебя знаешь кто разделал в переулке?
– Ну? – приподнял голову Григорий.
– Андрюха Веселов.
Григорий резко повернулся к Зеркалову, и тот сразу замолчал.
– Ну, говори, – задыхаясь, попросил Григорий.
– Что говорить? Я подбежал на шум – Андрюшка с компанией трудятся вокруг тебя. Тогда я… вот так…
Терентий сунул руку за пазуху – и в руке у него холодно блеснуло лезвие ножа. Григорий впился в него сузившимися глазами, и тонкие ноздри его стали едва заметно подрагивать.
– Это, знаешь, штука! – проговорил Зеркалов, играя ножом. – Они и сыпанули от тебя, как горох… Вот что, брат… А то бы замолотили.
Зеркалов еще повертел в руках нож и хотел спрятать, но Григорий схватил Терентия за руку:
– Дай сюда!..
– На… – тотчас проговорил Зеркалов и наклонился к самому уху: – Это ты правильно. Только верни потом.
Через несколько минут они вышли на пустынную улицу.
На небе не было ни луны, ни звезд. Огней в домах люди почему-то тоже не зажигали. Казалось, деревня притаилась на берегу огромного озера в ожидании чего-то необычного. Над крышами кое-где маячили темные пятна тополей. Время от времени в ветвях деревьев возились спросонья неуклюжие, отъевшиеся за лето галки, но быстро затихали. И опять устанавливалось над деревней полнейшее безмолвие.
Григорий, чуть нагнув голову, широко и твердо шагал по улице в ту сторону, где жил Андрей Веселов. Терентий семенил рядом, забегая то с правой, то с левой стороны.
– Ты только, Гришуха, не теряй времени… Выйдет Андрей, ты р-раз – и маху в лес, – шептал он то в одно, то в другое ухо. – Тебе это потом зачтется… в заслугу. Ты уж поверь – зачтется, раз я говорю.
– Отстань, – сквозь зубы цедил Григорий, почти не слушая его.
Но Зеркалов не унимался:
– Главное – чтобы без шума… и быстрее. А то – Ракитин напротив живет. Понял?
– Понял. Отстань ты…
– Э-э, ничего ты не понял! – досадливо воскликнул Зеркалов. Но когда Григорий очутился перед домом Веселова, Терентий куда-то исчез.