Поводыри на распутье

Панов Вадим Юрьевич

Китаец кивнул головой:

– Во время экзаменов все курсанты действовали строго по инструкции и перекрывали отсеки.

– Все хотят лететь.

– Да, вы правы, лететь хотят все. Поэтому мы тратим столько времени и сил, чтобы отобрать лучших из лучших.

Безуглов вновь промолчал. Китаец посмотрел на Усатого:

– Он всегда столь немногословен?

– Так точно. Молчун.

– Это плюс.

И

вновь внимательный взгляд на майора. Но если поднебесник и хотел что-то прочитать на лице русского, то вряд ли ему это удалось – Безуглов умел оставаться невозмутимым.

– Три года назад на орбитальной станции «Мир-2» возникла нештатная ситуация номер один, – монотонно, словно читая лекцию, произнес китаец. – Три человека погибли. Расследование показало, что двух из них можно было спасти, если бы человек, принявший решение перекрыть поврежденные отсеки, выждал еще десять секунд. Тем не менее обвинение не было предъявлено, поскольку пилот действовал строго по инструкции.

«Говоришь, не читал личное дело?»

– Три человека погибли, семнадцать спаслись, – спокойно ответил Безуглов. – Я ни о чем не жалею.

– С вами никто не хотел летать, майор, и вас направили сначала на курсы переподготовки, а затем сюда. Тоже своего рода курсы. И там, и здесь вы были лучшим. – Поднебесник помолчал. – Но ваша слава – ваш крест. Вас не любят ни начальники, ни сослуживцы.

– Вы тоже боитесь со мной лететь?

Полкан попытался рявкнуть что-то грубое, но китаец, которого не задело высказывание майора, жестом заставил его умолкнуть.

– Хотите сказать, что вы единственный профессионал?

– Я единственный, кто сможет долететь.

– Почему?

– Потому что я не остановлюсь ни перед чем, чтобы долететь.

– У вас нет выбора, – тонко улыбнулся поднебесник. – Или вы совершите подвиг, или… Если я вас не выберу, вас выгонят из военно-космических сил. Что вы сделаете в этом случае? Застрелитесь?

Ему было искренне интересно. Безуглов скривил уголок рта. А затем, жестко глядя прямо в глаза китайцу, ответил:

– Вы меня выберете.

– Почему?

– Потому что я лучше компьютера.

Усатый хмыкнул, а вот поднебеснику, как ни странно, заявление майора понравилось. Он в очередной раз кивнул:

– Меня зовут Фань Чи. Полковник Фань Чи. Я командир нашего экипажа.

Безуглов чуть приподнял брови и осторожно переспросил:

– Нашего?

– Я полечу на Луну с вами, – сказал китаец и протянул правую руку. – Давайте знакомиться, майор Безуглов.

* * *

анклав: Цюрих

территория: Альпийская Поляна

«Замок Ван Глоссинга»

чтобы найти черную кошку, иногда следует стать черной кошкой

Из всех существующих на Земле Анклавов Цюрих

являлся самым маленьким – его население едва-едва перевалило за двадцать миллионов человек – и в то же время самым влиятельным. Именно здесь, в Швейцарской Жемчужине, размещались основные органы управления независимыми корпоративными территориями. Здесь собирался АСА – Административный Совет, занимающийся повседневными делами Анклавов. Здесь располагалась главная биржа независимых территорий, на которую равнялась вся мировая экономика. И здесь же находилась штаб-квартира СБА, центр могущественной структуры, стоящей на страже интересов корпораций.

Здание Службы размещалось в главном деловом районе Цюриха, в Альпийской Поляне, и носило гордое имя «Замок Ван Глоссинга», в честь первого президента СБА. Единственного, кто оставался на посту до самой смерти: старого Гельмута застрелил снайпер, нанятый Исламским Союзом, – в те романтические времена правительства государств еще надеялись вернуть корпорации под свое крыло простым уничтожением идеологов независимости. Не получилось. Ван Глоссинга похоронили, Анклавы встали на ноги, отношения и с Исламским Союзом, и с остальными государствами постепенно наладились, но охранять лидеров СБА стали весьма тщательно, в результате чего все последующие президенты уходили с поста живыми и здоровыми.

Другое дело, что покидать выборную должность после первых четырех лет никто из них не спешил, и каждый прилагал все силы, чтобы удержаться, доказать всемогущим верхолазам, что именно он способен обеспечить независимым Анклавам максимальную безопасность. У некоторых получалось, и они правили по два, а то и по три срока. Другие отправлялись в отставку через четыре года, а то и раньше. Ник Моратти, нынешний руководитель Службы, был уверен, что сумеет пойти на третий круг. Но для этого ему приходилось откладывать в сторону важнейшие дела и лично вести переговоры с многочисленными игроками.

– Вчера у Холодова был прием по случаю дня рождения внучки, и Базаревич…

– Это директор московского филиала «Боинга»? – уточнил Моратти.

– Совершенно верно, – спокойно ответил собеседник, ничуть не смутившись из-за того, что его перебили. – Так вот, Базаревич после третьего бокала проболтался, что его шеф будет голосовать за тебя, Ник, и ни за кого другого.

– Хорошая новость.

– Я тоже так думаю.

Ник Моратти, плотный, большеголовый, большелобый, с круглыми, чуть навыкате глазами и внушительных размеров носом, чуть улыбнулся.

Он был типичным функционером-карьеристом, грамотным, напористым, умным и хватким, и никто не удивился тому, что он сумел прорваться на вершину. Офицер СБА в третьем поколении, Ник поступил на Службу семи лет от роду – родители записали его в специальную школу, за которой последовал особый факультет Университета и направление в элитное подразделение СБА. Молодой офицер правильно женился, выбрав в спутницы жизни дочь одного из начальников, и в тридцать с небольшим уже руководил управлением в филиале СБА Франкфурт. Но не следует думать, что карьере Моратти способствовала исключительно мохнатая лапа. Корпорации, вкладывающие миллиарды в независимые территории, жестко требовали от СБА отдачи и не потерпели бы случайного человека на серьезной должности. Для бестолковых детишек, племянников, зятьков и прочих «своих», но непутевых ребят едва ли не официально предусматривались синекуры – бессмысленные отделы с неплохими окладами. Родственникам и землякам не давали умереть с голоду, но высоко не поднимали, не позволяя семейным связям портить отлаженный механизм. А бал в СБА правили умные, энергичные и жесткие. Такие, как Моратти.