Поворот назад
Шрифт:
– Но, милый! Кто говорит - о бегстве? Твое здоровье подорвано. На заводе все догадываются: у тебя сильное нервное расстройство. Передышка нужна тебе как воздух. Я уж и забыла, когда мы последний раз отдыхали на Майорке. А сейчас это прямо-таки идеальный вариант.
– Если бы мне предстояло все обдумать - возможно. Но что обдумывать? Я знаю, как должен поступить.
– В теперешнем состоянии ты
– Выдержу.
– Ну, тогда хоть обратись сначала в инстанцию предварительного разбирательства: обратись ко мне.
– Полгода назад я б еще, пожалуй, уверовал в полезность перемены образа мыслей, но ты всегда относилась этому как к безнадежной затее, всегда умоляла меня вставить прошлое "в покое".
– Я начинаю сознавать, что то было ошибкой, Тео. Нам следовало бы обсудить все терпеливо, на отдыхе.
– Так ты говоришь сегодня. А что запоешь завтра, вздумай я поймать тебя на слове? Старые песни.
– Милый, я тоже сделала кое-какие выводы. Теперь я знаю, что поставлено на карту. Сам - видишь: я уж и этого Патроклеса принимаю всерьез.
– А только что ты мне опять советовала: раз я не могу прошлое забыть, то мне нужно заставить себя отстраниться от него.
– Обещаю: на Майорке у нас будет вдоволь времени поговорить о том, что постепенное изживание эффективнее насильственного отстранения.
– И тебе не захочется меня разубеждать? И на все хватит терпения?
– О чем ты говоришь? Что в данный момент для тебя самое главное? Да одно единственное: воспользоваться шансом стать другим человеком.
– Стать другим без наказания?..
– Будь справедлив: вспомни ночные кошмары, депрессию.
– А что если нам отправиться в Грецию - в ту деревушку?
– Не хочешь ли, чтобы родственники погибших поднесли тебе стаканчик вина с козьим сыром в знак прощения?
– По их поведению я бы определил, есть ли у меня на самом деле внутреннее право на амнистию.
– Право есть у каждого.
– Но я хотел бы доказать этим и кое-что другое.
– Что ты не боишься мести; ну, допустим. Но ведь мужество - это одно, а потребность в преображении - совсем другое. Твое появление может стать для них последней каплей. Оно может спровоцировать деревенский
– Аргументируешь удивительно проникновенно.
– Потому что мне хочется вызвать в тебе иное бесстрашие: перед самим собой.
– А кто поручится, что этот путь правильнее?
– Мое неприятие, в противовес твоему чувству вины. Ибо ему чужд объективный подход.
– Это вовсе не одно лишь чувство вины; с ним - еще можно прожить. А то, что оно смыкается с совестью. Совесть выворачивает душу. Против вины у нее иммунитет.
– Ты ее слишком высоко ставишь. Совесть - дело более или менее точной памяти. Старый снимок блекнет, выполнив свои функции; и тут не надо прибегать к ретуши.
– А если в самый последний миг перед тем, как поблекнуть, - и, может, именно потому, - возникает безумное отчаяние?
– Пусть возникает; если его ждешь, то его надо подавить еще в' зародыше.
– А если в нем заключена такая сила, которая толкает на самопожертвование и смерть?
– Желанная катастрофа - что общего у нее с искуплением? В твоем понимании?
– Ты еще никогда так со мной не говорила.
– Ты тоже еще никогда не собирался обратиться по заведомо ложному адресу.
– Ради бога, как же мне теперь выпутаться из всего этого?!
– Позволь действовать мне.
– Что ты сделаешь?
– Отправлюсь с тобой к профессору Дормейеру. Он признает - временно, что у тебя сильно угнетена психика и ты не вполне вменяем. Мы объясним это потрясением, пережитым на войне. Тебе пришлось однажды быть свидетелем казни; травма и сегодня все еще бередит.
– Но нам нужно срочно звонить Хердегену!
– Теперь предоставь это лучше Дормейеру. Но аппарат тем не менее можешь принести.
– Кому ты хочешь звонить?
– Начальнику заводской охраны. Ты абсолютно прав: если твой Патроклес существует, он будет схвачен не позднее чем через час. А выдворить нежелательного иностранца, наверное, не такая уж большая проблема.
– Ты прямо вдыхаешь в меня жизнь.
– Насчет Майорки мы договорились?
– Летим завтра утром. Я сейчас же отдам прислуге распоряжение насчет билетов.
– Ты настоящее сокровище.