Поворотный день
Шрифт:
— Если есть большой чин, берем его и уходим. Если нет, следуем до штаба.
Не доезжая до разведчиков с полсотни метров, разъезд белых потребовал остановиться. Дундич поднял руку. Его группа остановилась. И только они с Негошем продолжали идти на сближение.
— Кто такие? — надрывно крикнул совсем молодой, чем-то похожий на Шпитального отделенный.
— От полковника Григорьева к его превосходительству, — поднявшись на стременах, ответил Дундич.
— Один езжай, — приказал отделенный.
Иван распахнул бурку так, чтобы был виден кавказский мундир
И на этот раз осечки не произошло. Отделенный с двумя желтыми лычками на красных погонах сразу признал в подъехавшем большой чин.
— Вы извиняйте нас за предосторожность, — проговорил парень, — но сами понимаете: идете вы с не нашей стороны.
— Вчера ночью услыхали выстрелы в Качалинской, — не обращая внимания на смятение командира конного разъезда, сказал Дундич. — Полковник послал узнать, что случилось, а вы, оказывается, уже оставили станицу. Могли бы гонца прислать. Помогли бы. Проверяй документы, и поехали в штаб, — протянул он отделенному книжицу.
Читали и комментировали строчки гуртом.
— Из добровольцев, значица.
— Говорил: не русский.
— Лека Думбаев. Из чечен, должно.
— Уже есаул.
Дундич спросил:
— Говорят, у вас в бригаде служат мои земляки? Хотелось бы встретиться с кунаками.
Командир разъезда возвратил удостоверение. Еще раз попросил извинить за строгость и сказал, чтоб ехали прямо до станицы, а там возле церкви находится штаб. Но генерала нет: он отбыл еще утром в Арчеду на свидание с Мамонтовым. За него полковник Голощеков.
— А насчет земляков вам не повезло, ваше благородие, — посочувствовал казак Дундичу, когда разъезжались, — они в личной охране генерала, уехали вместе с ним. Может, какой хворый или раненый попадет…
В Иловлинской на конную группу никто не обратил внимания. Наверное, подумали, что это охрана его превосходительства. Не спрашивая дорогу к штабу (церковь была видна с самой околицы), группа Дундича миновала улицу, запруженную подводами, санями, пулеметными тачанками, бесцельно блуждающими солдатами. Нигде не было заметно подготовки к наступлению. Даже зачехленные орудия и прикрытые брезентом ящики со снарядами, казалось, не сулят никому никакой угрозы. Не укрылось от взора разведчиков праздничное убранство торговых лавок, длинной, как казарма, одноэтажной школы и церковной ограды. Разноцветные ленты, сосновые ветки, жиденькие кустики вербы, хитросплетения из соломы, отдаленно напоминающие огородных пугал, попадались довольно часто.
— Что за праздник у кадетов? — спросил Дундич Шпитального.
— Должно, начальство высокое встречают, — неопределенно ответил ординарец.
— Сам ты начальство, — оскалил зубы Борис Шишкин, взятый в группу проводником как бывший подъесаул из григорьевского полка. — К масленице готовятся.
— Твоя правда, Бориска, — не обиделся на
А Дундич по-новому взглянул на праздничные хлопоты станицы и вдруг подумал о своей суженой, которая наверняка завтра тоже будет провожать зиму, встречать весну. Весну, а не его, любимого Ивана. И ему так захотелось рвануться в Колдаиров, что он ни с того ни с сего дал шпоры коню, но тут же осадил его.
…Голощеков, молодцеватый, лет сорока, сухопарый полковник, встретил представителя Григорьева не только без радости, но даже с явной шпилькой.
— Вчера надо было поспешать, — сказал он, выслушав объяснение есаула. — Ишь, вспомнили. Теперь мы будем слушать выстрелы, когда Буденный навалится на вас, — как школьника отчитывал полковник Дундича. — Так и передайте хозяину, что господин Улагай и пальцем не пошевелит…
«Что же, учтем, — с удовольствием прокомментировал про себя заявление Голощекова Дундич, — отношения у них не лучше, чем у кошки с собакой». Но вслух заверил:
— Непременно передам, — потом подумал и с робкой надеждой спросил: — Может, еще не поздно, господин полковник? Наш командир мечтает…
Полковник даже не дал ему договорить, зачастил:
— Знаем, есаул, о чем мечтает Григорьев. Спит и видит себя верховным атаманом Дона. Кишка тонка.
— Но, господин полковник, — напружинился Дундич. — Я прошу выбирать выражения. Мы не давали повода…
— Что?! — взъярился Голощеков. — Не давали?! А где вы были, когда нас гнали от Гумрака, когда нас прижали у Разгуляевки? Ваш Григорьев как иуда выжидал. Ну и чего дождался, отсиживаясь в Калаче? Не сегодня завтра краснюки вышвырнут вас оттуда. Куда побежите? В Новочеркасск, в Воронеж? А может, к большевикам переметнетесь?
— Господин полковник! — выразительно сверкнул гневными глазами Дундич. — Я представитель Кавказской добровольческой дивизии…
Полковник смешно вздернул голову, словно освобождаясь от петли или сплетенных на шее рук. Гнев, бушевавший в его груди, начал постепенно угасать, когда их взгляды встретились. «Этот дикарь, чего доброго, пустит мне пулю в лоб, — почему-то подумал Голощеков. — Собственно, есаул тут ни при чем. Кажется, я переборщил».
— Знаю вашу преданность нашему святому делу, — выспренно заговорил Полковник, чтобы как-то снять напряжение. — И лично вас, дорогой, не имею в виду. В знак моего искреннего уважения к вам прошу… — и жестом радушного хозяина Голощеков пригласил есаула в небольшую боковую комнату, где на розовой льняной скатерти выстроились бутылки.
После второй рюмки коньяка полковник на правах старшего не по званию, а по возрасту уже обращался к гостю на «ты» и называл его по имени.
— Послушай, Алеко, дождись генерала и переходи со своей ба… боевой группой к нам. Поверь старому штабисту: скоро вам крышка. Не только мы, поверь, никто не поддержит Григорьева, этого выскочку и подхалима…
— Здесь надо подумать, ваше превосходительство, — польстил полковнику Дундич, прикидывая, как бы побыстрее накачать Голощекова и вывезти с собой в займище.