Повседневная жизнь англичан в эпоху Шекспира
Шрифт:
Богачи предоставляли такие приборы своим писцам: считалось, что великому человеку не подобает самому писать письма. Настольный прибор состоял из нескольких отделений: для перьев, для чернил и для порошкообразного угля или песка. Для письма использовали бумагу, но для официальных документов нужен был пергамент. Его маслянистую поверхность предварительно натирали измельченным углем. Ошибки вырезали специальным ножом для бумаги, а неровности посыпали тем же углем (возможно пемзой) и приглаживали собачьим зубом или агатом. Интересно заметить, что промокашка тогда была уже известна многие годы. Хорман в 1519 году писал: «Промокательная бумага служит для высушивания влажного письма, чтобы не образовывалось пятен или клякс».
Королева, не чуравшаяся собственноручно писать личные письма, хранила свою писчую бумагу в двух небольших искусно изготовленных
Возможно, «мальчик Джек» и обдумал эти слова, однако не получил продвижения по службе через свою крестную, хотя и очень старался. Она считала его совершенно справедливо чересчур легкомысленным, чтобы сделать министром или придворным, и почти «племянником», чтобы избрать своим фаворитом. Временами Елизавета вела себя с Харрингтоном как любящая, но строгая тетя, а он, по собственному признанию, испытывал перед ней благоговейный трепет. После злополучного предприятия Эссекса[71] в Ирландии, когда она пришла в ярость и приказала ему покинуть двор, он не стал дожидаться повторения приказа и, по его словам, «даже если бы все ирландские повстанцы следовали за мной по пятам, я не смог бы убежать быстрее, чем сейчас от той, которая внушает мне одновременно любовь и страх».
Однажды Харрингтон подарил королеве в знак своей любви — и надежды на продвижение — золотое сердце, украшенное небольшими рубинами и тремя маленькими жемчужинами. Из сердца вырастала крохотная веточка с красными и белыми розами, выполненными из крохотных бриллиантов и рубинов. Он спрятал свой подарок за диванную подушечку. Возможно, он чувствовал, что его подношение было слишком скромным, чтобы сравниться с роскошными дарами других. В свою очередь она преподнесла ему 40 унций серебра, но не более. Он не удостоился иного знака внимания, кроме, пожалуй, улыбки и комплимента по поводу нового костюма("42").
Помимо драгоценностей и ювелирных изделий, число предметов искусства, заполнивших интерьеры новых особняков и дворцов, было огромным. Цветочные горшки из золота, украшенные полудрагоценными камнями. Серебряные, золотые и алебастровые коробочки для леденцов — простые или сверкающие камнями — в виде раковин и больших грецких орехов. Золотые цветы, на которых вырезанная из агата муха запуталась в паутине из серебряных нитей с блестящими бриллиантовыми росинками; бабочки, распростершие свои усыпанные драгоценными камнями крылья, на изогнутых лепестках или листьях. Золотые коты, играющие с мышью из золота, серебра или агата. Лягушки, обязанные своей пупырчатой зеленой кожей близко посаженным изумрудам, уставили выпуклые глаза на соловьев, усыпанных жемчугом, бриллиантами и рубинами. Покрытые эмалью саламандры, светящиеся в пламени свечей. Все виды птиц и зверей — реальных, придуманных, мифологических — были очень популярны в качестве украшений. Впрочем, это в равной степени касалось и человеческих фигур. У королевы была золотая фигурка женщины с рубином на животе.
Очень высоко ценились миниатюры — «крохотное подобие», и миниатюрная живопись того времени достигла небывалого уровня мастерства. Миниатюры обрамляли в рамки из драгоценных камней и хранили в усыпанных драгоценными камнями футлярах.
Когда в 1564 году сэр Джеймс Мелвил нанес визит королеве в качестве доверенного лица Марии Стюарт, она пригласила его в свои покои. Пока он держал свечу, Елизавета открыла личную шкатулку, в которой, по его словам, «хранились различные маленькие картины, завернутые в бумагу, а сверху
Кто был изображен на остальных столь бережно хранимых миниатюрах, нам неизвестно. Возможно, на некоторых из них были портреты тех, кто просил ее руки. Другие, без сомнения, когда-то принадлежали ее отцу и сводным брату и сестре.
Зажиточные торговцы и богатые горожане, ценившие предметы искусства скорее по размеру, чем по качеству работы, не очень интересовались миниатюрами, но им нравилось иметь собственные портреты, которые стоили довольно дорого. Даже люди среднего достатка стали покупать картины, чтобы украсить свои жилища, так что торговля дешевыми картинами, ввозимыми из Нидерландов, разрасталась. Их продавали в лондонских лавках, расположенных в основном между Чаринг Кросс и Темплем, а также на базарах по всей стране.
На ярмарках торговали множеством различных безделушек, и фермеры, покупавшие «различную утварь для украшения своих буфетов»(44)? позволяли женам и дочерям приобретать бусы и браслеты для себя, а для дома — последние новинки из Лондона, в том числе и диковинные картинки или росписи по дереву, чтобы повесить на стену. И хотя многочисленные памфлеты и книги того времени предупреждали, что расточительность жены ведет к смертному греху, если уже не есть этот грех, эти предостережения совершенно игнорировались. Напрасно Уильям Воган писал о жене, что «ее наряд не должен быть слишком шикарным, поскольку завитые локоны, яркие одеяния, украшенные вышивкой, драгоценными камнями и усыпанные золотом, являются предвестниками супружеской измены»(45). Женщинам доводилось слышать подобные высказывания и раньше, и не раз еще предстояло услышать впоследствии. Но если специальный закон ограничивал роскошь женских одежд, хозяйка могла, по крайней мере, украсить свой дом различными безделушками. И если у детей богачей были серебряные игрушки, то дети из менее обеспеченных семей играли деревянными фигурками, раскрашенными растительными красителями.
Любопытно, что последним криком моды были известные еще со Средних веков чаши из кокосового ореха, особенно популярны отделанные серебром и украшенные гравировкой. ( см.илл. ) Одна из них, предположительно принадлежавшая королеве, была выставлена на ярмарке антиквариата в 1952 году. На ней была выгравирована корона и королевская монограмма «Е. R.», а внизу — роза Тюдоров, а на другой стороне — дикобраз. Это животное было изображено и на гербе Лейстера, а также его племянника сэра Филиппа Сидни, и нам до сих пор неизвестно, был ли это подарок королеве или дар от нее. Чаши делали даже из страусиных яиц, и они придавали обстановке некий фантастический оттенок.
Обитателем этой фантастической реальности была и райская птица, чучело которой длиной около 27 дюймов хранилось в Виндзорском замке. Судя по описанию, ничего похожего на нее не было ни в раю, ни в аду... Синий клюв, желтая макушка; затылок всех цветов радуги; красные перья на спине, желтые крылья длиной в 4 фута, а из спины вырастают две «жилы», «с помощью которых она, так как у нее не было лапок, могла прикрепиться к деревьям, если ей хотелось отдохнуть»(46). Очевидно, что эта диковинка была сделана китайскими мастерами специально для «большеглазых торговцев» с Запада.